Иркутск, история. Город 1860-1880-х годов

Вступительное слово

Нами уже неоднократно указывалось на ценность источникового наследия по истории восточносибирского региона, оставленного пребывавшими здесь поляками. Весьма существенная часть разнообразных, богатых материалов такого рода принадлежит эпохе ссылки участников Январского, 1863 г., Польского восстания. В большинстве своем они остаются малоизвестными читающей российской общественности, поскольку до недавнего времени почти не переводились и не публиковались на русском языке.

...нами подготовлена публикация неизвестных доселе отечественному читателю мемуарно-очерковых произведений Бенедикта (Бенедикта, как более адекватно польскому оригиналу произносится и пишется по-русски это имя) Дыбовского, в которой содержатся интересные записки о столице Восточной Сибири.

Фигура Б. Дыбовского особым образом выделяется в рассматриваемой теме, равно как и оставленный им комплекс материалов по сибирике. Этому вопросу посвящен довольно большой и все расширяющийся круг статей и публикаций автора вступительного слова, к которым мы и отсылаем нашего читателя для более подробного ознакомления с указанной тематикой1. Здесь лишь напомним, что Б. Дыбовский (1833-1930) - выдающийся ученый-биолог, зоолог и врач, основоположник научного изучения байкальской фауны, а также замечательный гуманист-общественник, создатель ценнейшего сибирского цикла мемуарно-исторических работ. В ссылке он оказался за сотрудничество с руководством Польского Январского восстания 1863— 64 гг. В изгнании его связали близкая дружба и тесные товарищеские контакты с соратниками по восстанию, а позднее исследователями в области сибирской геологии Я. (И.Д.) Черским и А. (А.Л.) Чекановским.

Необходимо подчеркнуть то обстоятельство, что во всероссийской научной среде все еще не получили широкого распространения данные о многообразных замечательных достижениях Б. Дыбовского — не только в сфере его «профильных» специальностей, но также и в гуманитарных областях знания, в частности в истории.

В результате в отечественном стереотипном восприятии Б. Дыбовский все еще предстает исключительно лишь как естествоиспытатель: биолог, зоолог, проводивший свои исследования в Сибири и на Дальнем Востоке. В лучшем случае о нем еще упоминается как о враче, одновременно там же практиковавшем. В подобной традиционной характеристике Б. Дыбовского, как правило, не содержится даже намека на его гуманитарные занятия. Тем самым заметно обедняются представления об истинном масштабе и значимости его личности, его научном мировоззрении.

Что касается гуманитарной по содержанию части сибирского наследия Б. Дыбовского, то она по своему составу гораздо шире одних лишь печатных его мемуарно-очерковых произведений. Наряду с таковыми существует не менее значительный объем неопубликованных документов и материалов (в частности, обширный архив корреспонденции Б. Дыбовского), непосредственно связанных с жизнью ученого в нашем регионе. Эти материалы рассеяны по различным архивам и фондам России, Украины и Польши. Они пока еще слабо изучены. Первый опыт характеристики данного источникового материала был представлен автором этих строк в различных публикациях как в отечественной, так и в польской специальной литературе. Совсем недавно, в 2000 г., в Иркутске вышел научный сборник о Б. Дыбовском, где, среди прочего, помещены фрагменты источников, относящихся к сибирской «дыбовскиане» (см. примечание 1). Хочется надеяться, что несмотря на мизерный тираж: издания, к сожалению, существенно осложняющего широкое знакомство с ним читателей, таковое все же состоится. А, значит, расширятся представления сибиряков-россиян о многогранной деятельности этого выдающегося человека, в том числе и о его мемуарном творчестве, об обширных связях эпистолярного характера, откликах на его удивительную жизнь в зарубежной литературе.

В данной публикации впервые в русском переводе представлен очерк ученого-байкаловеда об Иркутске. Его польский оригинал появился во Львове в 1899 г. в книге очерков Дыбовского, объединенной общим названием «О Сибири и Камчатке». Лишь два биографических эссе из нее (о Я. Черском и А. Чекановском) оказались введенными в российскую историографию во второй половине XX в.

К указанному очерку ученого по характеру близко примыкает другая работа, названная им «Река Ангара». Эта обширная статья публиковалась на польском языке (частями с продолжениями) в литературном приложении «Тыдзень» («Неделя») к газете «Курьер Львовски». С названным периодическим изданием Б. Дыбовский регулярно сотрудничал много лет, часто в нем публиковался, когда переехал на постоянное жительство в город Лемберг (так в ту пору назывался Львов в провинции Галиция, в составе тогдашней Австро-венгерской империи) с целью преподавания в университете. В «Тыдзени» были помещены многие сибирские очерки Б. Дыбовского, в настоящее время являющиеся библиографической редкостью. Читателям России они практически не доступны, поскольку в отечественных библиотеках комплектов данного периодического издания нет. К числу раритетов относится и статья, отрывки из которой включены в настоящую публикацию.

Материалы Б. Дыбовского представляют собой не только оригинальный аутентичный источник по истории Иркутска, но и дают определенную возможность для характеристики личности их автора — человека высокой и разносторонней культуры, обладавшего склонностью к независимым и весьма неординарным суждениям. В частности, они обнаруживают столь характерную для Дыбовского способность за наблюдаемыми довольно обыденными фактами находить основания для серьезных выводов естественнонаучного, социокультурного, политического и иного характера.

Публикация впервые осуществляется в русском переводе. Первую ее часть составляет статья Б. Дыбовского об Иркутске, приводимая без существенных купюр. Из оригинального текста нами опущены лишь некоторые несущественные по контексту длинноты и косвенные упоминания по частным поводам.

Из всего объемистого очерка Б. Дыбовского об Ангаре был отобран материал, наиболее тесно связывающий тему великой сибирской реки и главного города, расположенного на ее берегах. Для удобства использования все публикуемые фрагменты данной работы мы обозначили соответствующими порядковыми римскими цифрами.

Болеслав Шостакович

Город Иркутск²

Свои [очерки] начинаю я со столичного города Восточной Сибири, а именно—с описания города Иркутска, который тогда, когда мы туда прибыли, в глазах сибирских патриотов рассматривался как центр интеллигенции, очаг торговли и промышленности, которому при этом сулили они замечательное будущее. <...>

От других главных городов Сибири Иркутск отличался в ту пору наличием среди местного населения значительного числа монгольских типов, что ему придавало также более азиатский облик. Впрочем, в шестидесятых и семидесятых годах это был город достаточно убогий и грязный, скучного и заурядного вида, не имевший никаких мостовых. Дома были преимущественно деревянными, построенными, главным образом, из байкальского кедра, низкие, обычно одноэтажные, реже двухэтажные. За исключением зданий государственных учреждений, жители почти не сооружали каменных домов, а это из боязни происходящих время от времени землетрясений. Между домами тянулись длинные дощатые заборы, которые заслоняли от улицы пустые участки, занятые, чаще всего, под овощные огороды. Деревьев в городе не было почти никаких, бульвары, места для прогулок не были известны, и самые красивые части города, как, например, набережные величественной Ангары, были забросаны мусором, вывозимым из города. Небольшой сад, называемый «Губернаторским», был единственным из древесной растительности украшением Иркутска. Тротуары сооружались из досок, которые под ногами пешеходов чаще всего производили клавишные движения. Вдоль тротуаров кое-где имелись рвы, по правде говоря, только имитирующие городские сточные канавы, поскольку не располагали ни одним стоком к реке; по этой причине вода, переполнявшая их весной и осенью, а также летом после каждого дождя, стояла так долго, что медленно испарялась под воздействием солнечных лучей. В ясные, погожие летние дни проезд каждого экипажа вызывал клубы пыли, каждый более сильный порыв ветра поднимал необыкновенную пыль.

Если днем город имел невзрачный вид, то вечерами, в особенности темными безлунными ночами, производил очень грустное впечатление, ибо освещение было столь скудным, что в уличной тени грабежи и разбои совершались не менее безопасно и безнаказанно, чем за городом, в чистом поле. Что касается преступников, то в городе и окрестностях была их великая масса, поскольку Иркутск расположен на тракте, по которому скитаются беглые кандальники с Нерчинских и Карийских рудников, к тому же, под боком от него имелись каторжные заводы, например, Усольский, и, наконец, в него стекались на зимнюю стоянку толпы рабочих с северных - Витимских и Олекминских — рудников.

В ту пору город насчитывал 30 000 жителей и триста с несколькими десятками заведений, где продавались горячительные напитки, имелось несколько базаров, достаточно опрятных, огромное количество ларьков, а еще большее - лотков, возле которых велась торговля под открытым небом.

Церкви, относительно многочисленные, возвышались над низким городом, но ни красотой архитектуры, ни гармонией цвета, украшавшего их снаружи, вовсе не выделялись. Так, например, церковь, покрашенная в красный цвет, с зелеными ставнями и куполами украшала самую парадную улицу, называемую большой («Большая улица»). На той же улице размещались лучшие магазины, которые, однако, не отличались ни выбором товаром, ни их дешевизной.

Кроме православных церквей, в городе существовал католический костёлик с прекрасным резным алтарем, фотографический снимок которого репродуцировал, в свое время, «Тыгодник Илюстрованы»3. Резьбу выполнил наш земляк, славный в иркутской хронике столяр Эйхмилер4 под руководством строителя Куликовского. Затем были еще евангелический костел, синагога, устроенная в частном доме, а неподалеку от Иркутска - два монастыря, один из них женский, другой - мужской5. Этот последний славится на всю Восточную Сибирь, поскольку в его церкви хранятся мощи святого Иннокентия Кульчицкого, патрона Иркутска. Согласно местному преданию, упомянутый святой должен быть сыном приходского священника из Киевской епархии, но историческая его генеалогия простирается значительно дальше. В Черниговской губернии до сих пор существуют Кульчицкие, получившие дворянское достоинство около 999 года и использующие прозвище «кот». К одной из ветвей этой семьи, которая еще во времена Речи Посполитой попала под русское господство, относится по происхождению воспитанник Киевской академии святой Иннокентий, который указом Синода от 1 декабря 1804 г. причислен был к святым православной церкви, причем указано было отмечать праздник св. Иннокентия Иркутского 26 ноября ст[арого] стиля. На это празднество стягиваются обычно с далеких сторон, например, с Онона и Ингоды, набожные паломники, везущие богатые дары для монастыря. В наше время в городе не было никаких храмов для туземного населения, поскольку они официально зачислялись в категорию «обращенных в православие».

В годы, о которых идет речь, в Иркутске имелись: классическая гимназия, низшая техническая школа, институт для девушек «благородно рожденных», иначе для дочерей чиновников, женская гимназия, институт для дочерей духовных особ, юнкерская школа, низшая военная школа, православная семинария, а кроме того, несколько низших научных учреждений, дом сирот и так далее.

Учреждения в Иркутске, имевшие целью расширение просвещения среди лиц зрелого возраста, были следующие: Публичная городская библиотека, Общество врачей и славное в ту пору на всю Сибирь научное общество, носящее название Восточно-Сибирского отдела географического общества. К составу указанного общества относились все ученые, пребывающие в Восточной Сибири, а также и те, которые желали присоединиться к развитию географического и природоведческого знания в этом крае. Покровителем общества был каждый очередной генерал-губернатор Восточной Сибири, председателем же его - один из государственных военных чиновников. В собственном помещении географического общества имели место публичные лекции и отчеты о его деятельности. Здесь первый раз в цикле своих громадных путешествий в то время полковник Николай Пшевальский (Пржевальский), родом из прежнего Смоленского воеводства, сделал отчет об изысканиях, осуществленных им по собственной инициативе на Амуре и Уссури. Здесь размещался кабин[ет1 с ценными собраниями, а именно минералогическим, геологическим, ботаническим, зоологическим и этнографическим, вместе с небольшой библиотекой, составленной из научных произведений. Указанные собрания были упорядочены старанием наших земляков: Александра] Чекановского, отец которого происходил из Галиции6, Яна Черского, а частично доктора Игнацы Лаговского и Константы Жебровского7, Консерватором кабинета наиболее длительное время был Ян Черский, но, на несчастье для науки, все эти собрания, о которых шла речь, сгорели во время пожара 1879 г. и, таким образом, оказались уничтожены результаты напряженного труда ряда исследователей8. <...>

В качестве учреждений, служащих развитию общественной жизни среди населения города, можно назвать следующие: дворянский клуб («Благородное собрание»), в который имели доступ чиновники, привилегированные по рангу, купеческое собрание, театр и стрелковое общество со своим славным председателем Сарандинаки.

Промышленностью Иркутск гордиться не мог, так как, за исключением весьма первобытных фабрик: мыла, сальных свечей и спичек, нескольких кузниц, предприятий жестяных изделий и слесарных, нескольких мастерских канатных, столярной, обувной и портновской, двух фотографических ателье, убогого переплетного заведения, ничего большего он не был в состоянии указать в ту пору. Всяческие другие фабрики, как, например, кафеля, мастерские скульптурной резьбы, золотых дел и т. д. появились позднее, а большая их часть - по инициативе ссыльных.

Со времени, когда мы первый раз прибыли в Иркутск, до неузнаваемости изменились облик самого города и общественная его жизнь. Преобразования в направлении положительного прогресса совершались относительно быстро, но от времени пожара, который уничтожил дотла по меньшей мере две трети построек города, Иркутск внезапно начал возрождаться и, как сказочный Феникс, вырос из пепла омоложенный, более прекрасный, а при этом и более чистый, чем прежде.

Кто же, например, из нынешних граждан города поверил бы в то, что на улицах тогдашней столицы Восточной Сибири тонули возы во время осенней и весенней слякоти, что был только один постоялый двор на весь город, и тот грязный и убогий, так называемая «Амурская гостиница», что нужно было с вечера заказывать булки у единственного пекаря в городе, если желали иметь их с утра к завтраку, что ресторанов, кофеен, кондитерских, книжных магазинов не было ни одного, что цены на все без исключения товары были столь неслыханно высоки, что выходило намного дешевле выписывать по почте из Европы предметы, необходимые для повседневной жизни. Этот способ снабжения европейскими изделиями посредством почты продолжался вплоть до момента, когда правительство сменило на почте цены за посылки, введя зональные тарифы.

Насколько малотребовательным было местное население относительно физических потребностей, настолько же мало заботилось оно и о своих потребностях духовных: книгу, газету или какой-нибудь журнал можно было встретить только в исключительных домах, так что мы можем с полным основанием сказать, что для Иркутска это были времена необычайно наивной духовной простоты.

Население города разделялось на две главные категории, а те снова на несколько второстепенных. К первой принадлежали приезжие из Европейской России, были это чиновники высшие и низшие, военные и гражданские, составляли они одну категорию, называемую «русской», («рассейские»), к другой принадлежали родившиеся в Сибири, или «сибиряки».

Главный тон обществу задавали чиновники, прибывшие из России: в Сибирь они привносили все пороки, но редко только позитивные качества европейских обществ, на сибиряков смотрели свысока, а даже и с определенным оттенком презрения, в результате будили в тех последних чувства неприязни, зависти, а иногда даже и ненависти, которые глубоко волновали сибирское общество, а во многих случаях начинали проявляться в действиях.

Однако же самым неблагоприятным фактором, отрицательно влияющим на развитие общественной жизни в Сибири, было глубоко укоренившееся убеждение, ничем вовсе не обоснованное, что без карт и алкогольных напитков жизнь в Сибири невозможна. Такой взгляд был признан за аксиому, на которую опирался целый ряд заключений в практике общежития. И так говорилось, к примеру, что ни один умный человек в Сибири не может быть трезвым, что, не желая доводить до атрофии свои умственные способности, необходимо их все время упражнять за зелеными столиками. <...>

Покуда большая часть тогдашнего общества убивала время на игру в карты, меньшая, состоящая из думающих людей, группировалась вокруг таких личностей, какими были, например, Щапов, Загоскин и т. д. Последний был редактором газеты «Сибирь». Всюду, где мог, становился он на защиту пострадавших, а его газета наряду с научным журналом, редактируемым секретарем географического общества Усольцевым, были единственной духовной пищей для читающей части жителей Иркутска.

Что до положения города, оно не было красивым, особенно по той причине, что ближайшие окрестности оказались обезображены полной вырубкой лесов и рощ. <...> Единственное, но, притом, главное украшение города составляет и в будущем составлять будет Ангара, вытекающая из озера Байкал, которое в разговоре тамошнего люда носит название «Святого моря». С помощью таможни Байкал в ту пору разделял Восточную Сибирь на две части: облагаемую пошлиной и не облагаемую. Торговля города Иркутска в наше время была очень ограниченной. Через него ежегодно провозилось в среднем около 28435000 фунтов чая, преимущественно на ярмарку в Ирбит, а затем доставлялось из Европы определенное количество товаров, служащих, главным образом, для удовлетворения [потребностей] местного населения Иркутской губернии и земли Забайкальской («Забайкальская область»). Цены наиважнейших для жизни местного населения предметов были в наши времена следующими: пуд соли стоил 1 руб. 20 коп.; фунт ржаного хлеба — 3 коп.; пуд ячменной крупы - 1 руб. 60 коп.; пуд ржаной муки -1 руб. 50 коп.; пуд овса — 1 руб. 5 коп.; пуд сена - 50 коп.; пуд мяса - 3 руб.; пуд мороженой рыбы — от 6 до 8 руб.; пуд масла - 11 руб.; пуд растительного масла — 8 руб. 50 коп.; пуд сахара — 13 руб.; пуд мыла - 7 руб. 20 коп.; пуд сальных свечей — 7 руб. 50 коп.; соленая рыба, называемая омулем, 1 штука — от 10 до 15 коп.; фунт чая — 1 руб. 30 коп.; пуд обычного табака — 3 руб.; аршин ситца — 17 коп.; платок ситцевый - 20 коп.

Река Ангара

I⁹

Ангару смело можно назвать одной из наиболее замечательных и оригинальных рек Восточной Сибири. Отличается она не красотой прибрежных видов, хотя и таковыми вовсе не бедна, но прежде всего поражает она мощью своих вод, их чистотой и огромной их массой. Путешественник, первый раз стоящий у берега Ангары, прежде чем  пересечь ее у самого Иркутска, хотя бы  делал это, подобно нам, под вооруженным эскортом, несомненно, должен по чтить эту реку словом удивления, если  даже не восторга. Перед его взором по  обширному каменистому ложу в тихом  величии, без шума, пены, рева и грохота быстро мчится масса вод — вод, чистых, как слеза в очах, холодных, как колодезное питье либо как суровый се- верный порыв ветра, и постоянных в своих качествах вне зависимости от поры года...
Этой реке можно предсказать великое и даже мирового масштаба будущее... Сила ее течения, признававшаяся на протяжении целого ряда минувших лет в качестве отрицательной природной черты, уже в недалеком будущем может быть преобразована, например, в электрические моторы, станет благословением для края, среди которого несет свои быстрые воды родная река бурят и тунгусов10.

II¹¹

Летом переправа через Ангару в Иркутске совершалась на паромах, называвшихся «самолётами». Такой паром перемещается по реке не вдоль троса, протянутого с одного берега на другой, как это имеет место на наших реках, но вместо этого двигается свободно на тросе, прикрепленном посередине реки к крытой лодке, стоящей здесь на тяжелых якорях. Целый ряд меньших по размеру крытых лодок поддерживает тяжесть троса и вместе с ним может перемещаться поперек реки, описывая дугу окружности, радиусом которой является трос, достигающий противоположного берега. Для обслуживания парома хватает двух человек, один из которых управляет кормилом и с его помощью замедляет или ускоряет движение парома, другой же причаливает его при высадке на берег.
Раньше «самолёты» использовались на всех крупнейших реках Сибири, поскольку до времени строительства сибирской железной дороги ни одна из таких рек не располагала мостами. Прежде, когда перевозили партию ссыльных, сообщение через реку прекращалось на длительное время. Пассажиры, почта, транспорты с товарами обычно останавливались на определенном отдалении от перевоза на реке и там нередко целыми часами ожидали переправы партии. Такой случай произошел с нами под Красноярском. <...>
Жители ближайших к перевозам окрестностей с нескрываемой злобой относятся к ссыльным за такую канитель в дороге. Этот гнев сибиряков мы имели не раз возможность испытывать на себе. Я помню, например, нашу переправу под Иркутском, совершавшуюся в морозный ноябрьский день. На несчастье жителей, сразу несколько партий прибыло в село Жилкино под Иркутском. Такое неприятное происшествие было вызвано ожиданием проезда по почтовому тракту наместника Корсакова12, который вместе со своей метрессой спешил в ту пору в столицу государства на праздники Рождества Христова. Поэтому задержали партии ссыльных до момента, пока не совершится проезд генерал-губернатора, а затем резко двинули их всех разом в сторону города. Уже с самого рассвета началась операция перевоза. Я не торопился с прибытием в иркутскую тюрьму, которая имела в ту пору реноме самой отвратительной темницы во всей Восточной Сибири. Ею деспотично заведовал экс-поляк, обер-полицмейстер, полковник «Думаньский»13. Принимая православие, сменил он букву «о» в своей фамилии на «у» с целью, чтобы она звучала чисто по-русски. И на счастье так случилось, ибо в результате не маралась польская фамилия в мусорных кучах тогдашнего управления тюрьмами в Сибири. Жена господина полковника, русская по происхождению, воспитанница Пу-лав14, исполняла почетное управление метрессы наместником и вместе с ним спешила «курьерскими» на запад, в городе же Иркутске господствовал счастливый подлинный супруг женщины, гордой своим высоким положением, окруженной удивлением и завистью всех тогдашних городских красавиц, полной надежды сделаться генерал-губернаторшей Восточной Сибири, однако же, не даром, но за крупную отступную сумму и титул генерала для первого супруга. Не торопясь в ту пору в Иркутск, я был наблюдателем и отдаленным свидетелем того, что происходило у перевоза. Я относился также к последним перевозимым, которых эта операция затронула уже поздним вечером. Поэтому из-за нашего прибытия для иркутян на целый день было задержано сообщение. Разгневанные толпы ждали на набережной в городе и встречали каждый новый транспорт заключенных бранными возгласами национального и патриотического содержания; к ним добавляли новые, привезенные из Европейской России, еще более вульгарные и мерзкие выражения. Логика толпы всюду является одной и той же. Причину плохого или хорошего она усматривает в самом близком предмете. Ведь не раз случалось даже и в Сибири, где народ намного более логичный [рассудительный], чем в Европе, что сжигали нищего или нищенку из-за того, что в течение нескольких месяцев кряду в данной местности не было дождя.
В уме необразованных людей, принадлежащих ко всякой религии и всякой культуре, должна несколько неотчетливо и, отчасти, даже бессознательно возникать мысль, что, к примеру, сожжением колдуньи доставляется большое удовольствие Богу, за которое тот принужден будет заплатить обильным дождем.

III¹⁵

В разное время старались определить скорость течения реки, которая вместе с постоянной температурой вод Байкала является причиной незамерзания поверхности Ангары у ее начала. Исследования, проводимые в этом направлении, показали, что скорость течения воды на пространстве от Лиственичной до Иркутска, составляющем 64 км, равняется в среднем 10 км/час, при этом наклон русла реки составляет здесь 0,38 м на 1 км. Плывя в легкой лодке по течению и используя весла только в местах разлива реки с низкими берегами и широким руслом, мы совершали весь путь от Байкала до Иркутска за шесть с половиной часов. Путешествие лодкой по Ангаре прежде принадлежало к числу самых приятных экскурсий, его начинали с места, названного воротами Ангары... Здесь река вытекает из лона озера в полной своей красе и мощи, как греческая Богиня из головы Громовержца¹⁶.

IV¹⁷

Вопрос об уровне воды на Байкале является важным для жителей долины Ангары, особенно же для города Иркутска, поскольку он построен на прибрежной плоскости и ежегодно подвергается речным разливам, правда, частичным, но весьма болезненным для самой бедной части населения. Однако, в меру высшего уровня воды в озере разливы реки значительно увеличиваются. Так, например в 1869 году, когда вследствие необыкновенно обильных дождей уровень воды в Байкале поднялся на 164 см от нуля, то Ангара залила во время своего зимнего замерзания почти третью часть города. Разливы реки приходятся на необычную для какого-либо иного места пору года, то есть в начале января, либо в конце декабря, иными словами, в то время, когда Ангара покрывается льдом. Разливы вызваны заторами, которые производит мягкий и пластичный лед, формирующийся обычно на дне реки и поднимающийся затем на ее поверхность. Сибиряки называют такой лед «шугой», наши же мазуры прозвали его «ледяным маслом». Река перед замерзанием поверхности несет всю массу «шуги», забивает ею русло и задерживает движение воды. Вследствие этого обстоятельства вода, как говорят, «запирается», уровень ее поднимается внезапно, река выходит из берегов, проникает через крупный прибрежный гравий, затапливает луга, низины, прибрежные села и города... Грозной является в пору своего замерзания могучая Ангара. Ни одно из предлагавшихся до сих пор средств, придумывавшихся и приводившихся в исполнение местными инженерами, имевшими целью защиту Иркутска от разливов реки, не имело желаемого и ожидаемого результата.

Так, например, не помогли прибрежные дамбы, возведенные в Иркутске руками наших земляков. Опыт 1869 г. показал, что вода выступает за дамбу из-под низу, часто далеко от берега Ангары, там она поднимается внезапно, пока не достигнет уровня воды, текущей между береговыми валами. Таким образом, вода просачивается через крупнозернистый галечный грунт, на котором построен город. В вышеупомянутом году вода имела свойство выталкивать полы в подвалах, врывалась она снизу в квартиры, била фонтаном в колодцах, заливала дворы и целые кварталы города, не обнаруживая на поверхности никакой видимой связи с водой реки. Разлившись по подвалам или одноэтажным квартирам, по погребам, конюшням, дворам и улицам, вода очень быстро замерзала, а в открытых местах почти тотчас же, на поверхности. Вследствие этого замерзания затруднено было бегство для лиц, захваченных неожиданным наводнением, осложнена была также и спасательная деятельность.

Сколько людей оказалось оторвано от мира и заточено в помещениях, скованных льдом, который внезапно образовался в сенях или во дворах и забаррикадировал входные двери! <...> Кони и скот в конюшнях и оборах, дворовые собаки на цепи вмерзали в лед. <...>

Наводнение наступило темной ночью, а перед тем начиналось среди густого тумана, наносимого сильным ветром при температуре -25 градусов по Реомюру. Пламя маяка совершенно гасло и вследствие этого трудно было ориентироваться даже в самом ближайшем окружении. <...>

Долго еще после разлива Ангары в Иркутске можно было видеть следы ее разрушительной силы. <...>

Примечания

1. Шостакович Б. О характере сибирского мемуарно-очеркового наследия Бенедыкта Дыбовского и задачах его изучения // Ссыльные революционеры в Сибири (XIX в. – февраль 1917 г.). - Иркутск, 1989. - С. 6-25; Он же. Неопубликованная сибирская «дыбовскиана». Обзор историко-гуманитарного наследия Б. Дыбовского, относящегося к Сибири // Байкал и естествознание за 100 лет (К 100-летию исследований поляков на Байкале). - Иркутск, 1993. — С. 159-166; Он же. Бронислав Пилсудский – корреспондент Бенедыкта Дыбовского // Известия Института наследия Бронислава Пилсудского. Южно-Сахалинск. — 1999. — № 3.  – С. 42—48; Он же. Гуманитарный аспект научного мировоззрения Бенедикта Дыбовского и его отражение в сибирском наследии ученого // Бенедикт Дыбовский. — [Сб.] — Новосибирск, 2000. - С. 89-102; и др.
2. Оригинал очерка опубликован в следующем издании: Dr. В. Dybowski. О Syberji i Kamczatce. - Lwow, 1899. - S. 9-22. (Miasto Irkuck).
3. «Тыгодник Илюстрованы» («Иллюстрированный Еженедельник») — популярный журнал на польском языке, издававшийся в Варшаве. Был широко распространен в польской среде.
4. Эйхмилер Игнацы (1846—1872) — ссыльный участник польского освободительного движения начала 1860-х гг. По профессии столяр, резчик по дереву. В Иркутске находился на поселении и был привлечен с сотрудниками своей мастерской к сооружению
5. интерьера строившегося в ту пору театра. При посещении строительства генерал-губернатор Н.П. Синельников нанес прямое оскорбление И. Эйхмиллеру, замахнувшись на него палкой. Ссыльный ответил обидчику пощечиной. За что военно-полевой суд приговорил И. Эйхмиллера к смертной казни, которая была приведена в исполнение 11 (23) ноября 1872 г. за Якутской заставой Иркутска.
6. Имеются в виду мужской Вознесенский и женский Знаменский монастыри в Иркутске.
7. В данном месте Б. Дыбовским приведено большое примечание о семье А. Чекановского. В частности, он отмечает, что отец того был большим поклонником немецкой культуры, «австрийским патриотом», преподавал в известном Кременецком лицее и имел там пансион. Благодаря отцу Александр Чекановский основательно овладел немецким языком.
8. Здесь ошибочно указано имя Лаговского как Игнацы. В действительности его звали Юзефом. Упоминаемый мемуаристом К. Жебровский занимался орнитологией.
9. Далее нами опущены некоторые подробности, относящиеся в очерке к истории деятельности ВСОРГО.
10. Dr. В. Dybowski. Z Syberji i Kamczatki // Tydzien. Dodatek literacki Kurjera Lwowskiego. - 1901. - 10/11. - S. 46-47.
11. Вполне возможно, что эти пророческие слова польский ученый первым высказал в
12. печатном виде - за 58 лет до пуска первой на Ангаре Иркутской ГЭС (1959 г.). Тунгу сами прежде называли эвенков.
13. Dr. В. Dybowski. Z Syberji i Kamczatki // Tydzien... - 1901. - 07/IV. - S. 110-111.
14. Дыбовский так иносказательно называет тогдашнего генерал-губернатора Восточной Сибири М.С. Корсакова (с 1861 по 1870 гг.).
15. Иркутский полицмейстер И.И. Думанский действительно пользовался нелестной репутацией в обществе.
16. Имеется в виду А.К. Вакульская (урожденная Попова), в ту пору неофициальная жена иркутского полицмейстера. Ее роман с холостым тогда М.С. Корсаковым завершился в 1869 г. браком. Пулавы — уездный город в Польше, с которым, вероятно, была связана ее биография.
17. Dr. В. Dybowski. Z Syberji i Kamczatki// Tydzien... - 1901. - 10/111. - S. 88.
18. Дыбовский здесь имеет в виду известный греческий миф, согласно которому богиня мудрости и разума Афродита родилась из головы своего отца, царя богов — Зевса- Громовержца.
19. Dr. В. Dybowski. Z Syberji i Kamczatki // Tydzien... - 1901. - 3/III. - S. 71.

Публикация, перевод на русский язык и примечания Болеслава Шостаковича