Иркутный набег

С самых древних времен величавый Мунку-Саридак по-добрососедски дружил с могучим Байкалом. Уважали знаменитые насельники Сибири нравы и обычаи друг друга, передавали поздравления один другому с тучами-ветрами, птицами да зверьем.

Но жизнь шла своим чередом, на глазах Мунко множилось и плодилось зверье, старшие заботились о меньших, и молодняк подрастал, славя жизнь.

И самому владыке гор возжелалось наследника: не было в душе той радости, которая искрилась бы при виде юного существа у подножия его исполинской фигуры.

Однажды прибилась к подножию Мунко шумливая красавица Ильчир, лаская скалистые ноги богатыря бирюзовой волной. От сладкой щекотки затянул горец ветряным голосом:

— О красавица, дождался я тебя в конце концов, ту, какую мне надо в подруги! Все отдам, что накопил за века, только стань моей женой! Да роди мне сына-утеху! Устал я в одиночестве! Жену хочу и сына!

Тряхнула красавица Ильчир своими зелеными волнами-волосами, сверкнула синими очами и прожурчала:

— Сама давно приглядываюсь к тебе богатырь, люб ты мне! И сына могу родить. Да условие у меня.

— Какое условие мне, Мунко-Саридаку? — нахмурился тучами горец.

— Не будешь держать сына ты на месте, как свои скалы. Отпустишь на свободу, как только он пожелает того. Сильным должен быть богатырь, как отец, свободолюбивым — в мать.

— Согласен, да тоже с условием, моя Ильчир, — просветлело чело великана. — Чтобы наш наследник уважал соседей, не ссорился с ними и особенно не перечил Байкалу. Духов великого соседа и ветры его встречал с почтением, слушался их и набирался низинного ума.

Всплеснула руками-волнами невеста с негодованием:

— У нашего сына своего ума хватит! А хозяин низин пусть свой род учит уму-разуму! Не все в порядке там у него — слышала я...

— Норов может подвести нашего первенца, — вздохнул Мунко, — особенно если будет в меня, молодого...

— А я на что? — заплескала волной Ильчир. — Вместе будем оберегать сынка, дорогой муженек!

— Бу-у-у-дем! — ветрами откликнулся седой Мунко-Саридак.

Горно-таежная свадьба — дело всеобщее для зверей, птиц и даже малых букашек. И все приветствовали вскоре народившегося ребенка, которого отец с матерью нарекли Иркутом, что значило «сильный».

Да по первости сынок не оправдывал своего имени, был хилым, тощим, еле заметным среди скал и выворотней.

Заплакала Ильчир ледяными слезами, увидев сынка. Да тут мудрый отец попросил жену повременить с плачем, поднял все ветры тайги и приказал им:

— Зовите с гор ключи, ручьи, речки, всю молодую родню! Пусть помогут вскормить-вспоить нашего первенца!

И вскоре побежали саянские притоки к Иркуту, наперегонки наполняя его силой, многоводьем и удалью.

Рос Иркут без особого присмотра, у матери Ильчир своих забот было до самых берегов. Отец Мунко-Саридак вел долгие переговоры с соседними гольцами, которые вечно враждовали из-за величия, натравливая тучи с ветрами один на другого.

Иркут, предоставленный самому себе, капризничал, баловался и своевольничал. Богатырек унаследовал от матери красоту, от отца — силу, да мудрость еще не пришла к нему, и скромности было совсем мало у порожистого парня. Скалы расступались перед его наскоками, тайга стонала от набегов шалуна, и зверье разбегалось от сокрушительных паводков. И все время Иркут устремлялся из родного высокогорья в далекие зеленые низины. Рос он не по дням, а по часам, и таежному богатырю уже надоедало баловаться со своими тункинскими красавицами, хотелось сблизиться с полноводными реками и даже обжениться на самой видной из них, по слухам, дочке Байкала — красавице Ангаре. И крепкую свою задумку молодец стал вынашивать как самый большой нефритовый валун, играя им и шлифуя упругими струями...

Мужая, Иркут резвился подобно молодому жеребцу. Но раз он присмирел от редкого видения: прямо ему на грудь опустилась птица, невиданная в горах, Лебедь. Редкая гостья попила, поплавала и поблагодарила хозяина за приют.

Богатырь наконец обрел дар речи:

— Откуда ты, такая чудная птица? Где живешь, что видишь, с кем знаешься?

— У великого Байкала я обитаюсь, уважаемый Иркут, — ответила Лебедь. — По его холодным водам плаваю, на его дворец любуюсь и дружу с дочкой его, красавицей Ангарой.

— Мой отец Мунко-Саридак, однако, богаче! — взъерепенился Иркут. — Вон сколько скал у него, тайга какая с кедрами, звери в услужении!

— Этого добра у Байкала хватает, — захлопала белыми крыльями Лебедь. — Драгоценных камней не счесть. Но самое бесценное он бережет, лелеет, никуда не отпускает от себя — свою дочь Ангарушку.

— И мне не отдаст, если захочу? — заволновался Иркут. — Или у меня сил маловато, или каменьев мало дорогих, или статью не вышел?!

— И не таким женихам отказывал Байкал, — встрепенулась на пенной волне Лебедь. — Особый подход к старику нужен, чтоб отдал дочь любимую за тебя. Показать мудрость надо, обходительность и сердце.

Заволновался Иркут, нахмурился и плеснул в гостью волной.

— Тункинские красавицы у моих берегов ластятся, — заплескался он. — И Ангаре не устоять перед моей удалью! Старику никуда не деться! Отобью у него дочь, возьму ее в жены, заставлю прислуживать мне!

— Лучше оставайся в горах с тункинскими красавицами, — посоветовала Лебедь. — Слишком самонадеянный ты, чтобы стать зятем владыке вод!

Вскипел Иркут, поднял такой вал с песком и камнями, что Лебедь не успела сняться с него, ударилась чудная гостья о скалу и разбилась насмерть.

А Иркут и не пожалел о птице, затаивая в своих глубинах-уловах мысль о дальнем набеге.

Предупреждения Лебеди и даже смерть прекрасной птицы не остановили строптивого богатыря Иркута. Дождавшись весеннего таяния снегов, помчался он к низинам, круша все на пути. Только гул несся по горам:

— Отниму-у-у-у Ангару-у-у-у!..

Услышал Мунко голос сына, понял, что упустил его, не уразумил вовремя, не удержать теперь молодца. И только успел прогреметь вслед строптивцу:

— Не буду перечить тебе, сынок, в том, что сам выбрал. Да помни, Байкал велик и коварен. Противоборство с ним требует огромных сил. А твоя мощь — от братьев твоих и сестер. Пренебрежешь горными притоками — лишишься мощи. Байкал тогда опрокинет тебя своими ветрами и волнами, Ангара только посмеется! А нам с матерью — горе. Помни-и-и-и!..

— Буду помнить твой наказ, отец! — впопыхах откликнулся ретивый Иркут. — Буду-у-у-у!..

И вдруг споткнулся молодец в безоглядном своем беге — натолкнулся на сторожкого Охотника, над которым парился туманец, подземным кипятком снабжался Охотник.

— Ты откуда такой горячий? — опешил Иркут.

— Сослепу не узнал, Иркут Мункович, — отозвался Охотник. — А я брат твой саянский, питаюсь из-под земли горяченьким, оттого зимой ко мне все греться идут... И тебе можно чайку попить.

— Недосуг мне, братан, — всколыхнулся Иркут, — надо бежать к Байкалу за Ангарой, иначе ее кто другой перехватит!

— Ох-хо-хо, — вздохнул Охотник, — дерзкий задумал набег ты, братец. Хватит ли сил у тебя на низине?

— Если твоя охотничья ловкость прибавится, мне все нипочем! — заявил Иркут. — Вливайся, и одолеем байкальский прибой! Будешь на свадьбе моей первым дружком.

— Нет, браток, — пыхнул парком Охотник, — я тебе во вред — быстро испаряюсь. А тебе совет дам: потеплее будь с Байкалом и его дочерью холодной. Иначе разбушуется старик, проглотит — и следа не останется.

— Не волнуйся за меня, братец, — плеснул холодком в теплынь Иркут. — Скрадывай свои ключики, утепляйся, не родня ты мне больше!

Побежал дальше Иркут, надменно поглядывая окрест, и опять повстречал саянскую родню — светлоокая Олха кружилась в танце среди пойменных лужков. Знала уже таежная красавица, куда мчится Иркут, — слухом тайга полнится.

Решила сестра урезонить старшего брата, и заплескалась она в улыбке:

— Ой, брат милый, зачем тебе самому на поклон идти к Байкалу да его гордячке Ангаре? Остановись, отдохни возле моих лугов, а я свахой стану твоей. Меня они примут по малости, напою я им песен и убаюкаю всю охрану...

— Негоже мне, богатырю, прятаться за спину какой-то речушки! — вскипел Иркут, подхватил Олху и помчался дальше. — Пусть меня самого встречают как самого почетного гостя с Саянских гор низинные обитатели! Иду-у-уу я сверху-у-у-у!..

Вопли Иркута уже доносились до самого Байкала, и старик приготовился встретить молодца, как подобает принимать зарвавшегося юнца. Когда Иркут пробился к огромному скальному дворцу Байкала, он обомлел от красоты сооружения: радужные блики играли на стенах в драгоценных камнях, рогатые охранники прохаживались по стенам, и речки несли к воротам разнообразные подарки.
Однако гордый Иркут не думал подобиться смиренным речушкам — не с подарками он прибыл на поклон, а с мужским запросом. Схватил богатырь речушку Ильчи, тряхнул ее и приказал доложить хозяину дворца, что сам Иркут прибыл к Байкалу свататься за Ангару.

— Пусть старик отдаст дочь по-хорошему! — наказал молодец и подбросил Ильчи к воротам дворца. — Не то от хором не останется и следа!

Протекла речушка через ворота дворца повелителя, предстала перед Байкалом и прожурчала:

— О великий хозяин, горный Иркут пришел под твои стены, чтобы взять в жены Ангару! Кичится силой, удалью и богатством! Хочет, чтобы ты принял его как достойного сына Мунко-Саридака!

— Ха-ха-ха! — затрясся в громовом смехе Байкал, и его седая борода полетела над волнами. — Дерзости больше всего в этом женихе! Мунко уважаю, а сына его придется мне проучить! Я стольких храбрецов похлеще отогнал, этому тоже не сдобровать! А ну, лови мой ответ, женишок!..

Кинул скалу за ворота старик и преградил путь молодцу к своим хоромам. Вслед за хозяином и стража стала забрасывать пришельца каменьями, выворотнями да валунами. И смех Ангары летел вслед за этими снарядами в уши Иркута. Попытался богатырь расправить плечи, пробиться сквозь камнепад, но все вокруг было чужаку враждебно. И ощутил Иркут, как удары сыплются на него со всех сторон, а силы уходят, будто под ним разверзлись многочисленные трещины, куда стекает живительная влага.

— На помощь, братья, сестры! — возопил Иркут. — Погибаю-ю-ю-ю!..

В ответ лишь стали отбиваться те ручьи, что из любопытства примкнули к нему по пути. И пришлось Иркуту, чтоб уцелеть хоть хилым полумерком, улепетывать восвояси, в Тункинскую долину.

После неудавшегося сватовства похудел Иркут, превратился в мелкоту и еле подавал свой голосок, словно птица в силке.

И тут до него донесся верховик Мунко:

— Печалюсь и я, сын мой, глядя на тебя. Да это урок тебе, ретивый юноша! Подвела тебя твоя заносчивость, строптивость, себялюбие. Предупреждали мы тебя с матерью, да плохо, а ты никого со стороны не послушал, гордец.

— Как мне жить теперь, отец? — всхлипнул Иркут. — С таким позором как смотреть в глаза родне?

— А ты обратись к братьям и сестрам с поклоном, признай свою вину перед всеми, сын, — посоветовал Мунко. — Они не такие крепкие, как ты, зато посердечнее, отойдут, откинут зло и прибудут к тебе для поддержки.

Хотел Иркут еще попросить отца, чтобы тот помирил их с Байкалом и сосватал у старика Ангару, да Мунко уже укрылся тучами, а остатки гордости еще жили на стрежне молодца, не давая ему высохнуть окончательно.

Мунко же, переживая за непутевого сына, призвал ветры, а те погнали тучи с дождями в Тункинскую долину. Горные речки переполнились, подпитали старшего брата и придали ему новых сил. Поняв великодушие своей родни, Иркут стал наполняться и разумностью. И новое чувство завладело его стрежнем, стало подталкивать к разумному сватовству. Иркут поделился своим желанием с близкими, и братья с сестрами решили, что чувство у старшего теперь выстраданное, настоящее.

— Теперь мы поможем тебе, брат, — зажурчали они со всех сторон. — Веди нас к Байкалу, да не забудь взять дары!

— И Байкалу будут подарки, и Ангаре! — взликовал Иркут, обнимая близких. — А отцу с матерью общий поклон!

Итак, раздавшийся богатырь вновь устремился в путь, пробиваясь сквозь курумники, буреломы, гася таежные пожары.

— Полюби меня, Ангара, — пел по пути Иркут, — я отдам тебе всего себя до последней капельки, мы сольемся на загляденье всему свету и нарожаем детей на радость мудрому Байкалу!

— Прекрасных внуков для стариков! — подпевали младшие, перегоняя друг друга.

С песней приблизились саянские гости к дворцу Байкала, почтительно замерли перед воротами и стали собирать дары. И вдруг услышали штормовые стенания старика, от которых чайки носились как клочья пены.

— Ах ты дочь моя неразумная! Чем тебе плохо жилось у отца? Чем тебе не угодил я? Чего тебе не хватало в моем дворце? Чем завлек тебя пройдоха Енисей? Да лучше б отдал я тебя за Иркута — он ближе! Ох, бессердечная ты моя Ангарушка!..

Присмирел Иркут вместе с братьями и сестрами, узнав о бегстве Ангары к дальнему богатырю Енисею. Понял саянец, какой ценой досталось ему давнее самохвальство. Обнял он братьев и сестер, переливая на них неразделенную любовь, и покатил свои воды вслед за беглянкой, наблюдать за чужим счастьем.

И с тех давних пор ни один питомец прибайкальских и забайкальских хребтов не перечит Байкалу.