Новости

Худякова (Геккер), Ирма Юльевна

Вы здесь

Версия для печатиSend by emailСохранить в PDF

Оглавление

Семья Геккер с родственниками в Нью-Йорке: они и не подозревали, что их ждет в будущем...
Лозунг в институте гласил: "Очистить партию..."
"Впервые за долгое время я увидела свое отражение. Боже! Кто это?"
Бригадир Сергей был красивым парнем
Вот они - сталинские враги народа
Мишка размером с монету отбывал срок вместе со всеми
Умерших от голода убивали еще раз
Ирма Юльевна с внучкой Таней на Байкале
Дочь Вера. Родилась в лагере в 1944 году

Ирма Юльевна Худякова (в девичестве Геккер), полное имя Ирмгардт Амалия Геккер (нем. Irmgardt Amalia Hecker) художник, узница ГУЛАГа.

Биография

Девочка из Чикаго

Родилась в Чикаго, США, в семье этнического немца, профессора философии Юлиуса Теодора Геккера. Если бы девочке предсказали, что она поедет в Россию, поступит в художественный институт, перед получением диплома будет арестована, пройдет унизительные процедуры допроса, ГУЛАГ, там полюбит уголовника, родит троих детей и проживет с ним счастливо до самой старости, то она, наверное, грохнулась бы в обморок. Но вышло именно так.

Ирмгардт Амалия провела детство в Германии и Швейцарии. Вместе с отцом и сёстрами приехала в послереволюционную Москву, где и пошла в первый класс начальной школы. Её предки по отцовской линии строили флот для Петра I. Отец Юлиуса Геккера в составе Красного Креста возил гуманитарную помощь в Россию, где судьба свела его с Луначарским, наркомом просвещения, и тот пригласил молодого профессора философии помочь восстановить образование в юной Советской России. Профессор с радостью согласился, мечтая об объединении идей христианства и коммунизма и желая проверить это на практике. Русский философ Николай Бердяев в своем труде "Истоки и смысл русского коммунизма" целую главу отводит дискуссии с Юлиусом Геккером на этот счет. Однако это была всего лишь словесная дуэль двух мыслителей.

Поначалу все было хорошо. Приехавшим дали квартиру недалеко от центра, пятеро дочерей профессора учились в школе, осваивали русский язык. Отец решил, что гражданство у них будет советское. Когда в Москве пошли уплотнения квартир, семья переехала в старый дом в Сокольниках, а потом решила строить свой дом в Клязьме. Родители переехали жить за город, а девочки остались учиться в Москве. Старшие — Алиса и Марселла — ходили на занятия в институт иностранных языков, Ирма — в институт изобразительных искусств, Оля и Вера посещали консерваторию. Между тем на подходе был 1937-й...

Арест отца

Ирма Юльевна так вспоминала о том времени:

"В марте однажды утром приехала мама, села в комнате и тихо сказала:
— Сегодня ночью арестовали папу. Был большой обыск, увезли много бумаг и писем из архива.
В апреле у мамы первый раз приняли передачу для отца — 50 рублей. Каждый день до глубокой ночи она сидела и писала прошения, потом увозила их в НКВД. Все бесполезно. В доме все уже спали, когда послышался резкий стук в дверь, это были два сотрудника НКВД с ордером на обыск и арест мамы. Перевернув все в комнатах, чекисты приказали маме одеваться, после чего скомандовали: "Выходите!" Я пошла за ними. На нижних ступеньках мама остановилась, оглянулась, не понимая, что происходит. Она как-то вся сгорбилась, стала маленькой и беззащитной. Такой и шагнула в темноту. Было слышно, как на улице заработал мотор машины, как эти звуки уходили все дальше и дальше и наконец наступила тишина. Вся природа затаилась, ожидая, когда уедет "черный ворон".
Через неделю после ареста мамы я подошла к секретарю комсомольской организации Коле Сергееву и подробно рассказала о случившемся. Комсорг резко принял дистанцию, посуровел, заговорил сухо, жестко и очень официально. Вскоре меня вызвали на общее комсомольское собрание и предложили при всех признать отца врагом народа. Я возразила. — Тогда мы исключим тебя из комсомола. Кто — за?
В тишине первым руку поднял Ваня Амиян — член бюро. За ним еще кто-то, еще, еще, еще...
Секретарь громко подвел итог:
— Единогласно!"

Комсоргу Коле Сергееву позже судьба отвела особую роль в жизни Ирмы Юльевны. Их пути пересекутся на этапе в ГУЛАГе.

На Север, к маме

"На зимних каникулах мы с сестрами решили съездить и отвезти маме посылку. Ее лагерь находился в Коми АССР — "Ухтопечерский распред". Мы ехали несколько суток и не знали, что значит Север, морозы — 50 градусов. У нас не было валенок.
Дойдя до лагеря, стали ждать, когда зэки пойдут на работу. Утро "врагов народа" начиналось с переклички. Нарядчик называл фамилию, осужденный — статью, срок. Статья, как правило, была у всех одна — 58-я. Сроки заключения — разные. После развода нарядчик привел маму, она сидела и растерянно улыбалась беззубым ртом, ее канала цинга. А у меня слезы катились градом".

Неоконченный институт

Зимой 1940—1941 годов Ирма училась на пятом курсе. От отца и матери писем сироты не ждали, обоих осудили без права переписки. Дети считали, что их родители стали жертвами чудовищной ошибки, власти скоро разберутся и освободят. Многого они еще не знали в порядках новой родины, многого не понимали, едва выучив русский язык...

"Мои сестры познакомились со студентами консерватории, среди которых были будущие музыканты с мировыми именами — Вячеслав Рихтер, Анатолий Ведерников, Владимир Чайковский. У Славы образовался кружок, где, собравшись вечером, на одном или двух роялях исполнялись музыкальные произведения. Музыкальный кружок стал темой моей дипломной работы в художественном институте. Работая над эскизами, наслаждалась игрой музыкантов с мировыми именами. Но все перечеркнула война.
В институте открыли курсы медсестер, студентки готовились пойти на фронт. На одном занятии нам раздали анкеты. В графе "национальность" я честно написала "немка". После этого мне категорически заявили: "На занятия больше не приходить!"

Разорвалась последняя связь с институтом.

Без суда и следствия

"Десятого сентября 1941 года к дому подъехали две машины. Меня и сестер энкавэдэшники развели по разным комнатам, обыскали, а потом предложили собрать вещи. Привезли на знаменитую Петровку, а затем в женскую тюрьму на Садовом кольце.
Никто не принимал никаких оправданий. Аргумент — дочери "врагов народа" мог перевесить тысячу других. Это было одновременно обвинением, судом и приговором. Первое время в камерах люди молчали, все боялись друг друга.
Наступил день, когда из Москвы началась эвакуация заключенных. Ночью выводили из камер, сажали на машины и увозили на перрон. Железнодорожные вагоны набивали до рассвета, потом закрыли двери и все стихло. На 24 сутки поезд прибыл в Киргизию в город Фрунзе. Не все доехали живыми, некоторые сошли с ума. Потянулась долгая зима в Киргизии, началась эпидемия тифа.
В камере первое время курильщикам выдавали махорку и бумагу. Вот на ней и сделала наброски с натуры. Даже Тянь-Шань из окна камеры удалось нарисовать".

Пять лет тюрьмы считались детским сроком

"Когда весной 1942 года за решеткой камеры у подножия Тянь-Шаня зацвели абрикосы, меня вызвали и объявили решение особого совещания. Статья 58-я, часть 2, пункт 10 УКРФ (антисоветская агитация), наказание — лишение свободы сроком на пять лет. В то время это считалось детским сроком.
Вскоре меня отправили на высылку и я потеряла надолго связь с сестрами. Ташкентская пересылка, целый город осужденных. Как дождались поезда, я не помню, погрузили в вагон-заки, дали немного хлеба. После этого обессиленная уснула и дорогу до Новосибирска почти не помнила. Здесь уже формировали команды на работы, но я была настолько слаба, что сразу попала в больницу.
Мое личное дело попало в стопку, из которой выбирали кандидатов в лагеря для инвалидов, но и туда не хотели брать — настолько я была слаба. Конвой решил: эта не доедет. Как ни странно, выжить помог начальник поезда. На перроне он купил зеленых яблок, принес их в своей фуражке и, просовывая через решетку, сказал:
— Хорошенько жуй, но глотай только сок. Сейчас солдат принесет крепкий чай, я дам сахар, пей горячий. Иначе тебе хана.
В душе блеснула надежда — может выживу!
До Мариинска ехали трое суток. Здесь судьба вновь свела с Колей Сергеевым, уже бывшим комсоргом, а затем "шпионом". Его первыми словами было: "Прости!". Он уходил другим этапом на Север, но успел рассказать начальнику лагеря про меня. На территории работали художественные мастерские, которыми заведовал Анатолий Михайлович Должанский. Ему нужны были мастера, поэтому меня отправили в больницу, а потом в барак."

Уголовный авторитет — красивый парень

Как бы затерто ни звучало, но любовь помогла Ирме Геккер выжить в лагере.

"Однажды перед обедом к нам в мастерскую зашел молодой человек в полувоенной форме, такую носили вольные работники лагерей. Шевелюра светлых волос, зеленые глаза. Это был бригадир столярки и кузницы Сергей.
Впоследствии бригадир неоднократно приходил, садился в уголке и наблюдал за моей работой. Однажды он попросил написать его портрет, дабы затем послать родителям."

Любовь, зародившаяся в лагере

"Пришло время комиссии рассматривать дела о нашем досрочном освобождении. Сергея освободили, а меня нет. Оставалось сидеть еще три года. Последнюю лагерную ночь мы провели вместе, а утром он ушел в Мариинск. Однако к обеду вернулся. Продав пальто, купил продуктов и принес передачу. Встречи не прошли бесследно. Лагерный врач обнаружил трехмесячную беременность. Хотя после пеллагры, перенесенной в начале заключения, доктор сказал, что у меня никогда не будет детей, и вот такая огромная радость!"

Рожденные в неволе

"Девочка родилась 22 сентября. Помню, проснулась после наркоза, медсестра поднесла ребенка и говорит: "Девочка у тебя". А я кричу: "Верочка!" Ребенка определили в лагерные ясли. В помещении было очень холодно; осень, а затем зима выдались жутко холодными. Замерзала даже вода в бутылочках, из которых кормили малышей. Периодически приходили этапы, было очень много грудных детей, большинство из них — больные. В яслях набиралось столько маленьких "заключенных", что воспитатели укладывали их спать валетом. В лагере из лоскутиков шили одежду. Мама у себя в лагере работала в мастерской, где шили одежду для заключенных. Узнав о моей беременности, стала из лоскутков шить телогрейку, а потом через расконвоированных переправила в Мариинск. Однако посылка шла более года, к этому времени Верочка уже выросла, одежда так и не пригодилась".

Игрушки детям шили из старых носков, выкройку набивали ватой или жеваным хлебом. В семье Ирмы Юльевны до сих пор хранится крошечный медвежонок.

Вольное поселение

"Кое-как дождались весны. Как гром среди ясного неба пришло сообщение о Победе. Комендант забежал в барак и закричал: "Война кончилась! Победа!" Все плакали от радости, заключенные и охранники обнимались. С нетерпением ждали амнистии. Виновным себя никто не считал, думали — произошла ошибка, разберутся, освободят, просто не до нас, идет война. Однако под амнистию в первую очередь попали уголовники. За территорию выпустили зоновских "мамок", воровок, проституток. С детьми на руках мы провожали их на свободу. На волю ушли все, кроме осужденных по 58-й политической статье. В зоне пришлось провести еще два долгих года, прежде чем объявили об освобождении".

"Шпионов" определили на вольное поселение в Западную Сибирь, где прошли еще семь лет, вплоть до смерти Сталина. Прошение политссыльных дошло до Молотова, и тот разрешил им выехать в Иркутск.

Саяны и Байкал

В Иркутске Ирма Юльевна вместе с другим мастером кисти Вычугжаниным преподавали в художественном училище. Муж Сергей Алексеевич работал в Саянах в геологической экспедиции, поэтому пришлось уехать к нему.

Работала чертежницей, преподавателем рисования в школе. В Союз художников не принимали (58-я статья стала клеймом), о выставках можно было только мечтать. О Москве и не думала. В геологической партии народ был хоть неискушенный в искусстве, но позировал с охотой, а в красоты Саянских гор молодая художница влюбилась с первого взгляда. Именно горы в творчестве Ирмы Юльевны оставили самый заметный след. В геологическом музее города Улан-Удэ развернута постоянная выставка ее картин, посвященная природе Саян, работе геологов. И самыми преданными поклонниками ее творчества стали именно геологи, ласково называя Юльевной. Она рисовала их быт, их работу, которую знала изнутри. Мольберт, палатка, спальник — такой необходимый набор для работы был у Ирмы в то время.

Второй любовью художницы стал Байкал, куда пришлось перебраться, когда ухудшилось здоровье мужа. К Байкалу художница относилась как к живому существу, рисуя озеро каждый день.

Последние несколько лет Ирма Юльевна прожила у своих детей под Иркутском, в деревне.

Использованы рисунки из семейного архива Ирмы Юльевны Худяковой (Геккер). Фото Бориса Слепнева

Ссылки

  1. Евгений Голубев Белая птица с черной отметиной // Zabaykal.net. Новости Байкальского региона : сайт. — Улан-Удэ: 07.08.2008.
  2. Александр Рябов "Нарисованная книга" жизни репрессированной художницы // ТРК-Иркутск : сайт телерадиокомпании. — Иркутск: 30.10.07.
  3. Геккер (Худякова) Ирма (Ирмгардт Амалия) Юльевна // Artru.Info : сайт.

Выходные данные материала:

Жанр материала: Термин (понятие) | Автор(ы): Василькова Дарья | Источник(и): Иркипедия | Дата публикации оригинала (хрестоматии): 2005 | Дата последней редакции в Иркипедии: 29 марта 2015

Примечание: "Авторский коллектив" означает совокупность всех сотрудников и нештатных авторов Иркипедии, которые создавали статью и вносили в неё правки и дополнения по мере необходимости.