Элементы двоевластия в Иркутске (октябрь-декабрь 1905)

В предлагаемой публикации автор анализирует общественно-политическое движение конца 1905 г. в Иркутске с точки зрения выявления элементов двоевластия, в своем исследовании опираясь как на вводимые в научный оборот новые источники, так на материалы наших коллег, полученные сравнительно недавно в процессе разработки отдельных сюжетов в избранных хронологических рамках^[1]. Автор считает также необходимым использование некоторых наработок историков 1920–1970-х гг. В качестве примера можно сослаться на фундаментальную статью Н.Н. Яковлева, посвященную Иркутску и написанную на богатой источниковой базе (материалы партийного и государственного архивов Иркутской области, ряда центральных архивохранилищ, периодическую печать, опубликованные сборники документов, воспоминания и т.д.)^[2], не забывая о тех заданных «Кратким курсом истории ВКП(б)» параметрах и идеологических клише, которыми автор должен был руководствоваться (эсеро-меньшевистское засилье в руководстве рабочим движением, «подлая натура либералов», предательская позиция меньшевиков и др.).

События 9 января 1905 г. дали импульс к наращиванию усилий сторонников либерально-эволюционного и радикально-революционного направлений в отечественном общественно-политическом движении, ядро и наиболее деятельную силу которого в Сибири, в том числе в Иркутске, составлял не пролетариат, а интеллигенция^[3]. В течение этого года происходило неуклонное сближение интеллигентской оппозиции и подполья, достигшее апогея в октябре-декабре, чтобы по образному выражению П.Б. Струве «последним пинком раздавить гадину», т. е. самодержавие^[4]. Данное обстоятельство определялось комплексом причин и прежде всего хроническим отставанием политической модернизации от изменений в экономической сфере. Наличие же в российской ментальности двух альтернативных культур – авторитарной и демократической – способствовало при благоприятных условиях (кризисы, войны, революции) выдвижению на первый план демократического сознания и образа действий.

Нельзя сбрасывать со счетов и рескрипт Николая II иркутскому генерал-губернатору графу П.И. Кутайсову от 3 апреля 1905 г. о необходимости введения земства на восточных окраинах империи, который предписывал последнему организовать гласное обсуждение этого вопроса и тем самым создававший правовое основание для проведения легальных собраний интеллигенции. Поэтому уже в мае комиссия по разработке вопроса о земской реформе при Восточно-Сибирском отделе РГО (ВСОРГО) обратилось с воззванием к населению активно подключаться к обсуждению проблемы, подчеркивая: «Но широкое участие населения в делах управления возможно только тогда, когда в Земстве будут заседать не назначенные или одобренные правительством лица, не чиновники, а свои лучшие люди, собранные свободно и на равных правах всем населением, богатым и бедным, крестьянином и рабочим, знатным и простым, и это участие не будет призрачным только тогда, когда Земство будет ведать решительно всеми нуждами деревни (волости – волостное Земство) или уезда (уездное Земство) или губернии (губернское Земство) или, быть может, всей Сибири – областное Сибирское Земство, Сибирская Дума. При этом Земство должно быть независимым и самостоятельно распоряжаться своими делами и своими денежными средствами»^[5].

Революционная волна захватила образованные слои и развязала языки. И интеллигенция левела буквально на глазах. Наибольшей популярностью в 1905 – 1907 гг. среди горожан Сибири пользовались социалистические идеи. В регионе действовало тогда 32 организации РСДРП, 24 – ПСР, 17 кадетских, 12 октябристских, 15 монархических^[6]. Местные кадеты по своим взглядам являлись либеральными народниками, а многие из них за принадлежность к народничеству отбывали ссылку в Сибири (В.А. Караулов, И.И. Попов, П.И. Кусков и др.). С весны 1905 г. общественные формирования начинают выдвигать требование созыва Учредительного собрания. Так, 6 мая на форуме Союза инженеров в Иркутске принимается следующая резолюция: «Собрание признало необходимым созыв Учредительного Собрания на началах всеобщей, равной и тайной подачи голосов, сбережения свободы совести, слова, союзов, собраний, неприкосновенности личности и жилища, отмены всех ограничительных мер и чрезвычайных ограничений»^[7].

Революция застала врасплох местную администрацию. В массе своей губернаторы, воинские начальники, чины полиции и жандармерии оказались не готовыми к организации противодействия столь масштабным выступлениям с точки зрения практических навыков, опыта и инициативы. Пожалуй, только Степной генерал-губернатор (Омск), командующий войсками Сибирского военного округа, профессор и бывший начальник Академии Генерального штаба генерал-лейтенант Н.Н. Сухотин оказался на уровне требований времени. «В Омске генерал-губернатором был Сухотин, человек твердый, прямой и умный», — вспоминал С.Ю. Витте. Его коллега, иркутский военный генерал-губернатор, граф П.И. Кутайсов (1837 – 1911) в должность вступил в августе 1903 г., имея в послужном списке опыт работы военным агентом (атташе) в Лондоне и губернатора в Нижнем Новгороде. С.Ю. Витте характеризовал его как «неглупого человека, но бесконечно болтливого и несерьезного деятеля»^[8]. Близко наблюдавший за деятельностью генерал-губернатора в Иркутске в 1905 г. редактор газеты «Восточное обозрение» И.И. Попов характеризовал ее следующим образом: «Цусима и Мукден окончательно смутили Кутайсова, и он стал открыто либеральничать. Положим, в октябре он опять сбрендил – свихнулся направо и арестовал стачечный комитет, опасаясь, что последний арестует его самого. Но до этого, летом, а потом и в октябре еще до манифеста, П.И. Кутайсов возбуждал вопрос об амнистии для политических, как административных, так и сосланных по суду на поселение и каторгу»^[9]. Лапидарно уровень авторитета местной администрации он оценил следующим образом: «С лета в Иркутске на власть обращали мало внимания. В газете мы не считались с цензурой»^[10].

Радикализации обстановки способствовали не только призывы социал-демократов и эсеров готовится к вооруженному, «народному» восстанию, но и дальнейшее полевение либеральной интеллигенции. На съезде городских и земских деятелей 6-8 июля (Москва), на котором присутствовали делегаты от городских дум Сибири, принимается резолюция, призывающая народ мирными средствами бороться ради общей цели — «достижения истинного народного представительства»^[11]. Наконец, очень важное значение для дальнейшего развития событий в регионе имел призыв социал-демократической «Искры» (июнь 1905). Рабочим предлагалось произвести выборы «своих собственных... представителей». «Уездные и губернские собрания таких представителей... — сообщалось далее в передовой статье центрального органа РСДРП, — создадут как бы целую сеть представительных органов революционного самоуправления с революционным всероссийским представительным собранием во главе». Эти органы должны были «диктовать свое требование Учредительного Собрания всем прочим прогрессивным группам»^[12].

Параллельно с укреплением связей с центрами всероссийского либерально-демократического движения на местах начинается образование профессиональных организаций интеллигенции. Летом 1905 г. во всех сибирских губернских центрах создаются союзы адвокатов, инженерно-технического персонала, почтово-телеграфных служащих и т.д. Видную роль в событиях конца 1905 г. в Иркутске, по мнению жандармов, играл Восточно-Сибирский отдел союза инженеров и техников^[13]. Всего же здесь к осени действовало 14 профессиональных и прочих формирований, объединившихся в начале октября в «Союз союзов». Не случайно генерал-губернатор П.И. Кутайсов, по свидетельству И.И. Попова, «уверял меня, что революция надвигается, и придавал огромное значение союзу союзов, который, по его мнению, произведет в конце концов революцию»^[14]. Вслед за интеллигенцией начали создавать свои представительные организации местные предприниматели. Наиболее заметной среди них стал иркутский «Торгово-промышленный союз», программа которого во многом предвосхитила программные положения кадетов и октябристов^[15].

Октябрьская всеобщая политическая стачка в Иркутске началась 14 октября. Прекратили работу все службы управления Забайкальской железной дороги, станций Иркутск и Иннокентьевская, рабочие и служащие государственных и частных предприятий и учреждений, актеры, врачи, учителя, учащиеся, адвокаты и т.д. Тогда же создается Объединенный стачечный комитет, в состав которого вошло около 40 представителей от рабочих, извозчиков, служащих городской управы, купеческого общества, общественных и профессиональных объединений. 17 октября представители рабочих вышли из Объединенного стачечного комитета, недовольные засильем в нем буржуазных элементов, и образовали свой Объединенный рабочий стачечный Комитет». Как отмечает Н.Н. Яковлев, Объединенный стачком «по поручению митингов и собраний должен был решать ряд вопросов, связанных с потребностями населения города, — разрешал производить торговлю продуктами первой необходимости, перевозить продовольственные грузы в места рабочего населения, действовать коммунальным предприятиям, необходимым для удовлетворения нужд населения»^[16].

Одновременно с забастовкой в общественном собрании и клубе приказчиков проводились многолюдные митинги. Власти реагировали на происходящее серией распоряжений П.И. Кутайсова по регламентации использования войск для подавления массовых акций протеста и штрафных санкциях в отношении их участников. Были усилены наряды военнослужащих, патрулировавших в городе, в ночь на 17 октября железнодорожный батальон занял станцию Иркутск. Хотя генерал-губернатор обещал членам городской думы не использовать для подавления забастовки войска, тем не менее истинная причина его «миролюбия» заключалась в другом. В телеграмме на имя Николая II 19 октября глава территории сообщал: «Положение отчаянное; войск почти нет; бунт полный, всеобщий; сообщений ни с кем. Опасаюсь подкреплений бунтовщиков прибывающими железнодорожными рабочими. На усмирение надежд пока мало. Прошу разрешение объявить военное положение...»^[17]. Тогда же начальник гарнизона отдал приказ воинским подразделениям содействовать полиции при разгоне митингующих вплоть до применения оружия. 18 октября полицейские и солдаты окружили клуб приказчиков, провели обыски, 7 человек арестовали. Было изъято 23 браунинга. Аресты продолжались 18–19 октября, общее число задержанных достигло 60 человек. В этих условиях по решению рабочего стачкома 20 октября забастовка прекратилась. В специально изданной по этому поводу листовке заявлялось, что у забастовщиков пока нет сил для захвата города. «Итак, товарищи, кончим стачку и будем готовиться к восстанию»^[18].

Принципиально новым моментом в иркутских событиях 14-22 октября 1905 г. (до обнародования манифеста 17 октября), в отличие от других городов региона, стало появление черносотенцев. Отчасти это объясняется наличием в Иркутске в начале XX в. крупнейшей по численности еврейской общины в Сибири (5-7 тыс. чел.), занимавшейся в основном торгово-предпринимательской деятельностью^[19]. Уже на митинге во дворе управления Забайкальской железной дороги 14 октября «один из ораторов произнес непривычное слово «бойкот», из полуторатысячной толпы раздались отдельные, сразу же заглушенные крики: «Не надо жидов! Говорите по-русски»^[20].

16 октября по городу разбрасывались листовки черносотенного содержания. По свидетельству участников и очевидцев анализируемых событий штаб правых радикалов находился в 3-й полицейской части, а их консолидацией занимался ее пристав Щеглов, направляемый помощником полицмейстера А.П. Драгомировым^[21]. Ответной реакцией становится формирование дружин самообороны, прежде всего еврейской. 17 октября в Иркутске произошли столкновения между участниками митинга и черносотенцами, жертвами которых стали около 20 чел., в том числе братья Исайя и Яков Винеры, правитель дел ВСОРГО A.M. Станиловский, рабочий Сизов. Воспользовавшись ситуацией уголовные элементы пытались ограбить магазины, принадлежащие евреям, в центральной части города. Отрядом самообороны они были рассеяны, двое громил убиты. Попытка организовать черносотенный погром провалилась.

Еще одной характерной особенностью ситуации в сибирских городах после получения манифеста 17 октября, как реакция на осуществленные черносотенные погромы и в качестве превентивной меры против них, становится создание вооруженных формирований (дружин самообороны). Организовывать свои боевые дружины местные радикалы начали с лета 1905 г. Осенью стали возникать беспартийные вооруженные формирования. Дружинники брали на себя поддержание порядка в городах, объединялись и представляли «правильную народную милицию». Оружие (револьверы) в Западной Сибири закупали в оружейных магазинах, в Восточной – использовали армейские склады. По подсчетам И.П. Серебренникова, в шести иркутских дружинах к концу ноября 1905 г. насчитывалось до 1 тыс. чел.^[22]

Наиболее радикальную окраску приняли события после получения манифеста 17 октября 1905 г. в Томске, Красноярске, Иркутске и Чите, где противостояние общества и власти поднялся в рассматриваемое время на новый уровень. Несмотря на существенные отличия в развитии конфликта в этих городах, следует отметить, что характерной особенностью их являлось максимальное присутствие в перечисленных поселениях применительно к Сибири элементов гражданского общества, наличие достаточно сложной социальной инфраструктуры, ведущую роль в которой, с точки зрения политической активности, играла интеллигенция.

В Иркутске текст манифеста из-за забастовки почтово-телеграфных служащих получили только 22 октября. В Общественном собрании по этому поводу собрался грандиозный митинг, на котором, согласно воспоминаниям И.Г. Гольдберга, были представлены либералы и радикалы. На пост председателя соответственно выдвинули одного из руководителей комитета РСДРП врача В.Е. Мандельберга и руководителя «Союза союзов» инженера-железнодорожника, князя Г.З. Андроникова. С большим перевесом победил представитель социал-демократов. По итогам дискуссии принимается следующая резолюция: «Митинг признает: 1) что манифест 17 октября является уступкой правительства и резко изменяет условия политической жизни страны; 2) что он, с одной стороны, не содержит ничего, кроме обещаний, а с другой – эти обещания не представляют явный и определенный ответ на выставленные Россией требования созыва Учредительного Собрания на основе всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права и гарантии всех свобод. А посему митинг полагает, что необходимо организовываться и продолжать борьбу за полное освобождение России»^[23].

23 октября, на основе предписания свыше, местные власти освобождают политических заключенных. 26 октября городская дума, под сильным воздействием информации о томском погроме, приняла решение об организации городской милиции для защиты обывателей от грабежей и нападений и сформировала для этого специальную комиссию. 28 октября прошел первый митинг военнослужащих местного гарнизона. 30 октября социал-демократы в общественном собрании проводят митинг, на котором принимается резолюция предложенная Н.Н. Баранским, констатирующая, что революция продолжается и она завершится только после уничтожения царского правительства и созыва Всенародного учредительного собрания. С начала ноября по городу поползли упорные слухи о предстоящем еврейском погроме. 4 ноября социал-демократы на собрании обсуждают вопрос о возможности новой общегородской забастовки^[24]. В этой обстановке 5 ноября 1905 г. генерал-губернатор граф П.И. Кутайсов телеграфирует управляющему МВД В.Д. Дурново: «Запрещение митингов идет вразрез с манифестом и вашими же инструкциями, а кроме того запрещать на бумаге легче, чем не допускать на деле. Аресты при настоящем положении дела невозможны и могут кончиться бесполезным кровопролитием и освобождением арестованных. Брожение между войсками громадное... Вообще положение отчаянное, а от Петербургского правительства... я кроме советов ничего не получаю»^[25]. По свидетельству И.И. Попова, Кутайсов «после октября... совершенно свернул налево»^[26].

Таким образом, в ходе октябрьской всеобщей политической стачки в Иркутске так же, как в Красноярске, Томске и Чите, до конца 1905 г. в результате взаимодействия либералов и революционеров устанавливаются элементы двоевластия.

Еще одной характерной чертой октябрьских событий в городах Сибири стали черносотенные погромы. Имели они место в Иркутске, Томске, Барнауле, Мариинске, Омске и Красноярске. Закономерно встает вопрос, кто же организовал погромные выступления, поскольку черносотенные организации в сибирских городах стали возникать с самого конца 1905 г., а в массе своей – в 1906–1907 гг. Были черносотенцы, но не было соответствующих объединений. Так, в Иркутске в марте 1905 г. оформилось монархическое «Русское собрание», возглавляемое протоиреем Ф. Верномудровым и председателем судебной палаты Х.В. Колоколовым. Отдел Союза русского народа был создан только в конце 1906 г.^[27]

Можно считать четко установленной причастность чиновников, в частности полицейских, к организации черносотенных выступлений в Барнауле и Иркутске. Переодетые городовые, жандармы и агенты охранки были замечены среди участников осады народного дома в Красноярске. Применительно к Иркутску установлено организующая роль «Братства во имя святителя Иннокентия» во главе с архиепископом Тихоном и ректором духовной семинарии архимандрита Никона в консолидации местных правых^[28]. Безусловно, примкнули к погромщикам, особенно в Иркутске и Томске, уголовные элементы.

Что касается направленности действий черносотенцев, то антисемитский характер имели погромные выступления в Иркутске, Томске и Мариинске, четко выраженную антиинтеллигентскую – в Омске и Барнауле, в Омске преследовали железнодорожников. Погромы, помимо всего прочего, отображали радикальную реакцию черносотенства, как массового движения народных «низов», против носителей модернизационных процессов (интеллигент, студент, железнодорожник), разрушающих единообразие и замкнутость традиционного общества. Что касается всплеска бытового антисемитизма, то нужно иметь ввиду, что рядовой сибиряк в Томске, Мариинске, Иркутске сталкивался прежде всего с евреем-лавочником, ростовщиком, скупщиком, кабалившим своих клиентов. На принадлежавших им предприятиях работали русские, порою в самых невыносимых условиях и недовольство эксплуатацией последних приобретало национальный, антисемитский оттенок.

Дальнейшее нарастание радикальных настроений в ноябре-декабре 1905 г. в регионе имело место в Красноярске, Иркутске, Чите на ряде железнодорожных станций в Забайкалье. «Дорога, хотя и не была захвачена в полном смысле этого слова, — писал дореволюционный исследователь, — тем не менее начальник дороги в конце декабря 1905 г. был начальником участка от Иркутска до Байкала, или немногим более, и управления дороги в Иркутске; за Байкалом же все распоряжения его не исполнялись, за исключением тех, которые признавались революционным комитетом желательными»^[29].

В Иркутске 15 ноября 1905 г. началась стачка почтово-телеграфных служащих, выдвинувшая и политические требования. Отказавшийся арестовать стачечный комитет генерал-губернатор П.И. Кутайсов в тот же день освобождается от должности. Вслед за связистами 28 ноября забастовали военнослужащие местного гарнизона, избравшие на митинге его начальником поручика Осберга, комендантом города прапорщика Золотарева, командиром казачьего дивизиона – вахмистра Сизых. Одновременно с 17 ноября городская дума обсуждала вопрос о городской самообороне, замене «правительственной полиции городской милицией», 15 декабря по этому поводу принимается положительное решение, а 23 декабря выделила 5 тыс. руб. на организацию вооруженного формирования. 1 января 1906 г. председатель комиссии муниципалитета по ее созданию Г.Б. Патушинский препроводил начальнику губернии список лиц, состоящих в конном отряде караульных г. Иркутска (в числе 52 чел.). Им выдали жалование, именные удостоверения, произвели покупку оружия, лошадей фуража и т.д.^[30]

Забастовки закончились без видимых результатов в политической сфере. Тем временем в городе четко определился кризис власти. Иркутский губернатор, генерал М.Н. Кайгородов заболел, 23 декабря эсеровский боевик ранил управляющего губернией вице-губернатора В.А. Мишина. 26 декабря на улице застрелили и. д. полицмейстера А.П. Драгомирова. Волей обстоятельств оказавшийся старшим управляющий канцелярией генерал-губернатора H.Л. Гондатти в конце декабря доносил в МВД, что Кайгородов болен и «нет оснований рассчитывать, что скоро поправится, потому что чем серьезнее становится положение, тем более его болезнь осложняется». Управляющий казенной палатой также заявил о болезни, управляющий государственных имуществ уехал в командировку в Петербург, полицмейстер заболел, два пристава подали в отставку. Местные чиновники не вводят военное положение, «опасаясь за это возмездия со стороны крайних партий»^[31]. В конечном счете, 23 декабря в Иркутске и 31 декабря во всех уездах вдоль Транссибирской железнодорожной магистрали вводится военное положение. Иркутским генерал-губернатором назначается К.М. Алексеев, и уже в ночь на 31 декабря была арестована большая группа участников нелегального собрания радикалов. Тем не менее исследователи отмечают: «Избежать трагических последствий и жестоких расправ с забастовщиками, подобных тем, что произошли в Чите, Красноярске, Томске, в Иркутске удалось не только из-за умеренной, терпимой позиции местной власти, независимо от того, чем это объясняется – нерешительностью или сочувствием общественному движению, но и благодаря влиятельности реформистски настроенной общественности»^[32].

Таким образом, в Сибири в конце 1905 г. в отдельных городах, в том числе в Иркутске, в результате взаимодействия либералов и радикалов устанавливаются элементы двоевластия. И лишь по мере возвращения из Маньчжурии в места постоянной дислокации воинских частей, направления в регион карательных экспедиций генералов A.M. Меллер-Закомельского и П.К. Ренненкампфа власть переходит в наступление, впрочем, стараясь не использовать массировано силовые методы подавления.

Примечания