Дело об иркутской дуэли

Ранним утром 16 апреля 1859 г. на горе за Кокуевской заимкой, одного из попу­лярных пригородных мест отдыха иркутян, раздался выстрел, который чрезвычайно взбудоражил не только иркутское общество, но и получил сильный резонанс по всей России. Это был выстрел первой по всей Сибири дуэли, на которой сошлись чинов­ники Главного управления Восточной Сибири Фёдор Андреевич Беклемишев (1829-1892 гг.) и Михаил Сергеевич Неклюдов (1831-1859 гг.).

Эта дуэль не была простым личным столкновением двух человек, а была столкновением двух противоположных лагерей, разделивших иркутских чиновников и общественность. К 1859 г. админис­тративный либерализм генерал-губернатора Николая Николаевича Муравьёва про­ходил. Особенно резко это стало заметным после успешных дальневосточных экспе­диций генерал-губернатора и заключённого трактата с Китаем 16 мая 1858 г. Н.Н. Муравьёв превращается в бесконтрольного властелина края. Передоверив управле­ние обширной территорией своим помощникам, он покрывал обычные для местной администрации беззакония и не терпел никакой критики.

С другой стороны, крити­ческие выступления против всевластия сибирского чиновничества принимали всё более откровенно беззаконные формы. Наиболее активными критиками были пет­рашевцы М. В. Буташевич-Петрашевский, Ф. Н. Львов и ряд других сибирских об­щественных деятелей. О беззакониях сибирской администрации говорили не только на собраниях в салоне жены известного писателя и путешественника А. Г. Ротчева Е. П. Ротчевой, но и в библиотеке М. П. Шестунова и даже на страницах газеты «Ир­кутские губернские ведомости». С другой стороны, в управление Восточной Сиби­рью Н. Н. Муравьёвым большую роль стали играть чиновники, которых иркутские жители называли «навозные».

Это сословие состояло из детей и родственников са­новников и аристократов, большей частью только что окончивших училища право­ведения или Александровский лицей. Их манила в Иркутск возможность получения чинов, орденов, денег и доходных мест. Эти чиновники, пользуясь доверием гене­рал-губернатора, часто творили беззакония, чем вызывали неудовольствие и непри­язнь иркутского общества. Ясно, что эти чиновники не могли терпеть открытых ра­зоблачений их деяний.

Началась травля Неклюдова. Организатором явился Ф. А. Беклемишев. Коллежский советник и кавалер ордена Анны 2-й степени Ф. А. Бек­лемишев около двух лет работал исправником в Верхнеудинске. Это был жестокий, резкий в суждениях человек, часто превышающий свои полномочия. Особенно Ф. А. Беклемишев притеснял откупщиков. Декабрист Владимир Федосеевич Раевский по просьбе откупщика Дмитрия Егоровича Бенардаки исследовал нарушения верхнеудинским исправником откупной системы. О чём и было доложено генерал-гу­бернатору Н. Н. Муравьёву. Ф. А. Беклемишев был переведён в Иркутск, где зачис­ляется на службу в Главное управление Сибири. Здесь он занимает должность на­чальника отделения и назначается членом Совета Главного управления.

М. С. Неклюдов, коллежский асессор, прибыл на службу в Иркутск в апреле 1858 г. А в сентябре этого же года отправляется курьером в русскую православную миссию в Пекине. Вскоре он возвращается в Иркутск. М. С. Неклюдов — выходец из старин­ного дворянского рода. И несмотря на это, он не входил в круг аристократической молодёжи Иркутска и даже избегал всякого сближения с «золотой молодёжью». Жил он уединённо, скромно, в обществе показывался мало и имел небольшой круг зна­комых. Такой образ жизни молодого образованного чиновника не мог нравиться местному высшему обществу.

Тем более, что Неклюдов стал открыто порицать взя­точничество, казнокрадство и другие беззакония иркутских властей. Он прямо заяв­лял, что «обнаружит все злодеяния, бесчеловечье, грабёж Беклемишева и других лю­бимцев», что подтверждалось имеющимися у него фактами. Эти факты могли бы быть иллюстрацией резких критических статей декабриста Дмитрия Иринарховича Завалишина, публиковавшихся в «Морском сборнике». На возвратном пути из Пекина Неклюдов останавливался в Кяхте, где открыто высказывал своё мнение о Беклеми­шеве и о других чиновниках, о чём и было тотчас же сообщено. С первых же дней прибытия в Иркутск Неклюдова началась непрекрытая его травля.

По городу попол­зли оскорбительные для Неклюдова слухи. Беклемишев публично на приёме у гене­рал-губернатора назвал Неклюдова вором и мерзавцем, не смеющим показываться в обществе порядочных людей, а также обвинил в недоплате «прогонов» за проезд во время заграничной командировки. Неклюдов обратился за защитой к губернатору Карлу Бургартовичу Венцелю, о котором В. Ф. Раевский писал: «Карл Карлович Венцель ... как губернатор донельзя карикатурен, но даже положительно вреден по сво­ей бесхарактерности и ослиной тупости; в рассказах Щедрина есть губернатор, напо­минающий много Венцеля, но и тот великий человек по уму и административных: способностям в сравнении с нашим Карлушей».

Генерал, заявив, что не придаёт се­рьёзного значения этому обвинению, в то же время посоветовал ему уехать из Иркут­ска. Позднее, когда оскорбления достигли своего апогея, М. С. Неклюдов подал  в отставку и решил возвратиться в Петербург. Но подорожную прямо из Главного уп­равления забрал полицмейстер М. Сухотин под предлогом, будто бы у Неклюдова было много долгов. На самом деле, как показало следствие, долгов за ним не было. Оскорбления не прекращались. Нужен был только повод для расправы над Неклю­довым. И повод нашёлся. Оскорбления, высказанные Беклемишевым на приёме у генерал-губернатора, были переданы Неклюдову, чаша терпения которого перепол­нилась. В этот же день генерал-губернатор Н. Н. Муравьёв уехал надолго на Амур, Неклюдову некому было пожаловаться, так как все оставшиеся чины начальствую­щей администрации открыто поддерживали в конфликте сторону Беклемишева.

На следующий день Неклюдов пришёл на квартиру к Беклемишеву и потребовал объяс­нений по поводу обвинений, прозвучавших на приёме у генерал-губернатора. Бек­лемишев стал оскорблять Неклюдова, который не сдержался и дал пощёчину про­тивнику. Беклемишев, физически сильно уступая Неклюдову, пустил в ход ногти и расцарапал лицо Неклюдову, который, в свою очередь, сгрёб под себя Беклемишева, помял его порядочно и, по некоторым свидетельствам, сбросил его с лестницы. На отчаянный крик хозяина сбежалась вся прислуга и побила Неклюдова. Был послан человек за полицмейстером Сухотиным.

Немедленно прибывший майор Сухотин сопроводил Неклюдова на гауптвахту, где он и просидел несколько часов. Когда на другой день весть о нанесённых Беклемишеву побоях разнеслась по городу, восторг жителей был общий. В это же время на квартире Беклемишева собрались его друзья, которые и убедили его послать вызов на дуэль. Возвратившийся домой Неклюдов получил вызов на дуэль, уклониться от которой не было возможности. Оставшееся в городе начальство было осведомлено о предстоящей дуэли. Говорили, что управля­ющий губернией предоставил Беклемишеву свои пистолеты.

А полицмейстер Сухо­тин даже наблюдал за ходом дуэли с колокольни Успенской церкви, с которой было прекрасно видно место дуэли. Затем Сухотин после окончания дуэли едет не на мес­то дуэли, а к живущему вблизи садовнику. Сделано было всё, чтобы дуэль кончилась смертельным исходом для Неклюдова. Многие факты говорят об этом. Неклюдов выбрал себе в секунданты своего приятеля подпоручика Буяковича. Первоначально дуэль должна была состояться во вторник 14 апреля. Неклюдов со своим секундан­том прибыл на место дуэли в 6 часов вечера.

Но его противники не появились. А Беклемишев со своей компанией обвиняют Неклюдова в трусости. И тут же Бекле­мишев не соглашается с выбором Неклюдовым секунданта и предложил вместо Бу­яковича одного из своих друзей — товарища председателя Губернского суда М. М. Молчанова. Но когда Неклюдов, ссылаясь на такое нарушение правил дуэли, отка­зался драться на таком условии, то все приближённые Беклемишева стали ему гро­зить побоями и заявили, что избежать дуэли на их условиях он не может, так как ими приняты соответствующие меры.

И действительно, на всех заставах по распоряже­нию Сухотина были расставлены специальные караульные, чтобы не дать возмож­ности Неклюдову покинуть Иркутск. Даже была приготовлена тройка лошадей, что­бы сразу же организовать погоню, если даже и смог бы Неклюдов выскочить из горо­да. На этот случай было приказано лошадей ему дать самых плохих, а ямщику было указано на первой же станции выдернуть чеку или заявить, что сломалась ось. И Не­клюдов вынужден был принять в секунданты М. М. Молчанова.

Этим самым был удалён важный свидетель дуэли. Кроме того, на дуэли отсутствовал, а вернее не был приглашён врач, который мог бы оказать квалифицированную помощь. В результа­те чего раненый Неклюдов, доставленный на свою квартиру, умер прежде, чем успе­хи послать за медиком.

Дуэль состоялась ранним утром в четверг, 16 апреля. Стрелялись в шести шагах. Выстрелил только Беклемишев. Предполагалось, что либо Беклемишев выстрелил раньше положенного срока, либо в пистолетах был подлог. К последнему предполо­жению подталкивает следующее обстоятельство. Когда пистолеты были уже розда­ны и противники разошлись на дистанцию, то секундант Беклемишева, чиновник Главного управления Ф. А. Анненков, подскакивает к Беклемишеву, вырывает у него пистолет и восклицает: «Ах, Беклемишев, видно, что ты никогда не стрелял, у тебя пистон-то спал!»

Затем забрали у обоих пистолеты и снова дали выбирать. По воз­вращении с места дуэли, где раненый Неклюдов лежал брошенный около часу, уча­стники сами доложили губернатору К.К. Венцелю о прошедшей дуэли. Но губерна­тор не отдал никаких распоряжений, никого не арестовал. В этот же день на квартире Беклемишева по Большой улице вся компания пировала до поздней ночи.

В городе после дуэли распространились слухи, что секундант Неклюдова предло­жил несчастной жертве незаряженный пистолет и что есть свидетели, видевшие, как Беклемишев до сигнала подбежал вдруг к Неклюдову и выстрелил в упор и т. п. Но на последующих судебных разбирательствах эти слухи не получили подтверждения. Да и кому было их подтверждать, так как в качестве свидетелей выступали только друзья Беклемишева.

В субботу на Пасху состоялись похороны М. С. Неклюдова. Это были самые мно­голюдные похороны почти за двухсотлетнее существование Иркутска. Похороны были организованы как демонстрация петрашевцами М. В. Буташевичем-Петрашевским, Ф. Н. Львовым и членами так называемого Общества зелёных полей А. А. Бе­логоловым, М. В. Загоскиным и другими. Интересно то, что вопреки церковному положению, воспрещающему отпевать убитых на дуэли наравне с самоубийцами, полиция, как бы признавая за насильственно умерщвлённого, распорядилась отпеть Неклюдова. На похоронах Неклюдова присутствовали все чины городской власти. На следующий день во многих городских церквах звучали «поминанья за убиенного Михаила». В родительский день могила Неклюдова была покрыта цветами и был поставлен крест, хотя в Иркутске у него не было ни родных, ни друзей. И в последу­ющие две-три недели на столбах в городе появлялись надписи подобно следующей: «В Иркутске завелась шайка убийц (имярек) — любимцев Муравьёва».

Донесение о таких больших похоронах городские власти тотчас же отправили с курьером генерал-губернатору Н. Н. Муравьёву. В донесении говорилось, что на по­хоронах присутствовало до десяти тысяч человек. Скорей всего, эта цифра завышена с целью показать генерал-губернатору, что «город хотели взбунтовать некоторые люди». Ответ от Муравьёва быстро был доставлен в Иркутск.

Он распорядился про­извести следствие по всей строгости законов. А следователем Муравьёв назначил управляющего III отделением Совета Главного управления П. Н. Успенского. Де­кабрист В. Ф. Раевский так пишет об Успенском: «Это человек, правда, не совсем дурной и даже слывущий за благонамеренного, но вялый и трусливый до крайности, человек, у которого на переднем плане его служебной деятельности стоит золотое правило — жить всегда в ладу и избегать столкновений с высшими властями и, глав­ное, избегать всяких волнений духа». Это тот самый Успенский, о котором ещё  в 1841г. во время своего последнего ареста декабрист Михаил Сергеевич Лунин язви­тельно сказал: «Таких людей не убивают, а бьют».

Хотя материалы следствия и были покрыты тайной, но стало ясным и то, что этот следователь принял откровенно сторону Беклемишева и его компании. Это подтвер­дил и тот факт, что для всех участников дуэли, бывших во время следствия под домашним арестом, по завершении дела арест кончился только для Беклемишева и его друзей и они сразу же приступили к исполнению своих должностей. Следствие ве­лось следующим образом.

С вечера все подсудимые собирались в кабинет к члену Совета Главного управления Восточной Сибири от Министерства юстиции И.М Осипову, где их допрашивал следователь. Наутро отбирались показания. Свидете­лей старались не вызывать и не допрашивать. Но были свидетели, которые приходи­ли сами для дачи показаний. Их сразу же старались запугать. Некоторые уходили, но были и такие, которые настаивали на показаниях. Такие показания вынуждены были записывать.

По окончании следствия к рассмотрению дела приступил Иркутско-Верхоленский окружной суд. А вот здесь-то неожиданно для всех дело принимает дру­гой оборот. Малоизвестные заседатели Окружного суда, рассмотрев материалы след­ствия П. Н. Успенского, нашли его далеко неудовлетворительным и вернули дело обратно, прося дополнить и, между прочим, настаивая на медицинском осмотре тела, так как было сделано только наружное освидетельствование одним врачом. А между тем при осмотре рубашки Неклюдова оказалось два отверстия рядом. Такое решение Окружного суда вызвало сильный гнев губернатора К. К. Венцеля.

Он приказал воз­вратить материалы следствия обратно в Окружной суд с угрозой, что он «уничтожит всех членов суда», если они не будут рассматривать дело по данным, представлен­ным П. Н. Успенским. И всё-таки Иркутско-Верхоленский окружной суд вынес под­судимым суровые наказания. Ф. А. Беклемишев и его друзья — иркутский исправ­ник Д. Н. Гурьев и секундант Беклемишева, чиновник Главного управления Аннен­ков Ф. А. — решением Окружного суда приговорены к 20 годам каторги. Но под дав­лением генерал-губернатора Н.Н. Муравьёва Губернский суд не утверждает приговор Окружного суда.

Пересмотрев дело, Губернский суд уменьшает срок каторги Беклемишеву до 10 лет и Гурьеву — до 3 лет. А Анненкову определено наказание заключением в крепости на 5 лет. Только один из советников Губернского суда — Ф.Ф. Ольдекоп — не согласился с вынесенным решением и особым мнением поддер­жал приговор Иркутско-Верхоленского окружного суда. Сразу же за отменой приго­вора по делу о дуэли началось преследование окружных судей и советника Губернс­кого суда Ф. Ф. Ольдекопа. Уже в апреле 1860 г. ему пришлось уйти в отставку. Реше­ние Губернского суда в декабре 1859 г. было отправлено на утверждение в Сенат, ко­торый только 11 июля I860 г. вынес своё определение. Кстати сказать, что дело об иркутской дуэли было четвёртым рассмотренным Сенатом, получившим большой резонанс по всей России. К трём первым делам относились: 1) Убийство девицы Ал­туховой Широковым; 2) Аракчеевское дело по убийству Настасьи; 3) Дело Сухово-Кобылина по убийству любовницы.

Одновременно в Сенат поступила написанная губернатором К. К. Венцелем ха­рактеристика на Беклемишева и его друзей, в которой губернатор объясняет, что при­чина ненависти к ним заключается в отличном образовании, в безупречной честности, строгом исполнении служебных обязанностей, т. е. в таких чертах, которых про­чие чиновники не имеют. Московский Сенат, рассмотрев все представленные материалы, назвал это преступление «предрассудком», убийство — «честной дуэлью». По этому определению наказания участникам дуэли были сильно уменьшены.

Обвиня­емые приговаривались к заключению в крепости: Беклемишев на три года, Гурьев и Анненков — на девять месяцев. А действие членов Окружного суда и Ф. Ф. Ольдеко­па было предписано «подвергнуть рассмотрению в Совете Главного управления Во­сточной Сибири и предать суду за строгое решение и мнение». И судьи стали обви­няемыми! Решение Сената позволяло расправиться с судьями. Но дело Ф.Ф. Ольде­копа и окружных судей привлекло внимание общественности России. А петрашевец Ф. Н.Львов переслал за границу к Герцену письмо, напечатанное 15 ноября 1860 г. в Колоколе» под названием «Опять об Иркутской дуэли».

Родные Неклюдова, Ольдекопа и сам Ольдекоп обратились с жалобами непосредственно к императору и им­ператрице с просьбой тщательно пересмотреть дело об убийстве Неклюдова и пре­кратить преследование судей. В результате правительство вынуждено было в июне 1861 г. следствие над судьями прекратить. А Ф.Ф. Ольдекопа назначили прокурором Казанского Губернского суда. Одновременно с преследованием судей были наказа­ны организаторы демонстрации жителей в день похорон Неклюдова. В 1860 г. М.В. Буташевич-Петрашевский был выслан в село Шушенское Минусинского округа, а затем в село Вельское Енисейского округа, где он и умер 7 февраля 1866 г. Ф.Н. Ль­вов в январе того же, 1860, года уволен со службы, в марте поселился в Олонках у В Ф. Раевского. В июле 1861 г. после прекращения судебного преследования членов Окружного суда Ф.Н. Львову было разрешено возвратиться в Иркутск.

Весть о дуэли в Иркутске дошла и до А. И. Герцена в Лондон. Уже в 1859 г. он получает из Иркутска два письма, которые публикуются в приложении к «Колоколу» в листке «Под суд!» под заголовком «Убийство Неклюдова в Иркутске». Письма рассказывали трагическую историю травли и дуэли-убийства М. С. Неклюдова любимцем генерал-губернатора Ф. А. Беклемишевым при содействии иркутских вла­стей. Эта публикация вызвала сильное негодование генерал-губернатора Н. Н. Му­равьёва и его окружения. Авторство писем приписывали В.Ф.Раевскому, хотя сам В.Ф. Раевский нигде не подтверждает этого. На защиту генерал-губернатора и Бек­лемишева встал племянник Н.Н. Муравьёва М. А. Бакунин — русский революци­онер, один из идеологов анархизма и народничества.

Сосланный в 1857 г. в Си­бирь, М. А. Бакунин отбывал ссылку у Н. Н. Муравьёва, входил в окружение гене­рал-губернатора, дружен был с «муравьёвцами». В июле 1860 г. в том же листке «Пел суд!» появилась его статья: «Письма в редакцию по поводу дуэли Беклемишева с Неклюдовым», где М.А. Бакунин весьма нелестно отзывается о В.Ф. Раевском, предполагая его автором публикации в «Колоколе». В ответ на статью М. А. Баку­нина петрашевец Ф. Н. Львов пишет А. И. Герцену письмо, где он описывает фак­тическую сторону истории иркутской дуэли. Здесь же Ф.Н.Львов протестует пре­тив несправедливого отзыва, данного М.А. Бакуниным В.Ф. Раевскому. Однако А. И. Герцен получил это письмо тогда, когда уже дело об «Иркутской дуэли» было решено Сенатом: судьи и Ф. Ф. Ольдекоп, преданные ранее суду, освобождены. Печатать письмо уже не было смысла.

В статье «Убийство Неклюдова в Иркутске», опубликованной в «Колоколе», рассказывается об одном эпизоде, который характеризовал, «до какой степени общественное мнение старается поднять свой голос против Беклемишева и как со свое, стороны высшее начальство глушит всякое проявление этого голоса».

Вот такой эпи­зод: «Беклемишев вечером 16 июня гулял по Амурской улице, путь его лежал мимо здания гимназии; ученики, увидев его, бросились к окну и крикнули несколько раз: «Убийца идёт! Убийца идёт!» Беклемишев, взбешенный, прибежал в дом городского головы, где тогда по случаю карточного вечера собрались гости, рассказал, как его ученики назвали убийцей, и в заключении распространился о том, что за учениками в гимназии плохо смотрят, что учителя все пьяницы и мерзавцы (между тем как учите­ля на самом деле — свежая молодёжь, большей частью воспитанники Казанского университета, никогда не преклонявшиеся и не признававшие заслуги в фаворите), что директор (статский советник К. П. Бабановский) ничего не видит и прочее.

Ни директора, ни учителей на этом вечере не было, но назавтра, когда все дошло до них, учителя составили записку на имя директора; в записке этой прописано было все что сказано было Беклемишевым на их счёт на вечере у городского головы, и в зак­лючении сказано, что хотя мнением Беклемишева, как человека, дорожить не следовало бы, но ради их, учителей, исключительного положения они просят директора представить записку попечителю гимназии (всё тому же губернатору Венцелю) с просьбой защитить их во мнении публики, заставить Беклемишева отказаться от своих слов и просить публично у них извинения.

Директор с запиской в руках и во главе всех учителей явился к губернатору; Венцель, узнавши в чём дело, взбеленился и загремел, защищал Беклемишева и во всём обвинял беспокойный и излишне щекотливый характер учителей и наговорил по обыкновению много чепухи без всякой связи и смыслу. Наконец, когда буря несколько поуспокоилась, директор сказал: «Если вашему превосходительству не угодно или находите неудобным удовлетворить просьбу учителей, то позвольте, по крайней мере, им самим защищать себя и искать оправдания в публичном мнении печатно, через газеты». На эти прямые слова вос­последовал новый взрыв со стороны Венцеля, новый поток бессвязной речи, кон­чившейся грозным заключением:

«Да только осмельтесь у меня это напечатать, то я вам головой ручаюсь, вы все погибнете, и от вашей гимназии камня не останется». На эту дикую угрозу директор мог только заметить: «Губить из-за одного мерзавца столько честных людей — великий подвиг!» Однако ж кончилось тем, что бесхарак­терный правитель города всё-таки взял записку, обещая представить её Муравьёву, и при прощании даже благодарил учителей, что они обратились к нему, и обещал уст­роить всё к их удовольствию по возвращении Беклемишева из Верхнеудинска, куда последний, проведав о записке учителей, заблаговременно ускакал якобы лечиться минеральными водами».

Иркутская дуэль и её последствия вызвали всеобщий интерес и внимание не только в Сибири, но и по всей России. Историю иркутской дуэли писатель-юрист А.Д. Любавский включил в свой сборник «Русские уголовные процессы», опубликованный в Санкт-Петербурге в 1867 г. В этом сборнике дело об убийстве Неклюдова в Иркутске А.Д. Любавский поставил в один ряд с описанием дуэлей-убийств великих русских поэтов А.С. Пушкина и М.Ю. Лермонтова.

Иркутские повествования. 1661 - 1917 годы. В 2 т. / Автор-составитель А. К. Чернигов. Иркутск: "Оттиск", 2003. Т. 1.