Ранним утром 16 апреля 1859 г. на горе за Кокуевской заимкой, одного из популярных пригородных мест отдыха иркутян, раздался выстрел, который чрезвычайно взбудоражил не только иркутское общество, но и получил сильный резонанс по всей России. Это был выстрел первой по всей Сибири дуэли, на которой сошлись чиновники Главного управления Восточной Сибири Фёдор Андреевич Беклемишев (1829-1892 гг.) и Михаил Сергеевич Неклюдов (1831-1859 гг.).
Эта дуэль не была простым личным столкновением двух человек, а была столкновением двух противоположных лагерей, разделивших иркутских чиновников и общественность. К 1859 г. административный либерализм генерал-губернатора Николая Николаевича Муравьёва проходил. Особенно резко это стало заметным после успешных дальневосточных экспедиций генерал-губернатора и заключённого трактата с Китаем 16 мая 1858 г. Н.Н. Муравьёв превращается в бесконтрольного властелина края. Передоверив управление обширной территорией своим помощникам, он покрывал обычные для местной администрации беззакония и не терпел никакой критики.
С другой стороны, критические выступления против всевластия сибирского чиновничества принимали всё более откровенно беззаконные формы. Наиболее активными критиками были петрашевцы М. В. Буташевич-Петрашевский, Ф. Н. Львов и ряд других сибирских общественных деятелей. О беззакониях сибирской администрации говорили не только на собраниях в салоне жены известного писателя и путешественника А. Г. Ротчева Е. П. Ротчевой, но и в библиотеке М. П. Шестунова и даже на страницах газеты «Иркутские губернские ведомости». С другой стороны, в управление Восточной Сибирью Н. Н. Муравьёвым большую роль стали играть чиновники, которых иркутские жители называли «навозные».
Это сословие состояло из детей и родственников сановников и аристократов, большей частью только что окончивших училища правоведения или Александровский лицей. Их манила в Иркутск возможность получения чинов, орденов, денег и доходных мест. Эти чиновники, пользуясь доверием генерал-губернатора, часто творили беззакония, чем вызывали неудовольствие и неприязнь иркутского общества. Ясно, что эти чиновники не могли терпеть открытых разоблачений их деяний.
Началась травля Неклюдова. Организатором явился Ф. А. Беклемишев. Коллежский советник и кавалер ордена Анны 2-й степени Ф. А. Беклемишев около двух лет работал исправником в Верхнеудинске. Это был жестокий, резкий в суждениях человек, часто превышающий свои полномочия. Особенно Ф. А. Беклемишев притеснял откупщиков. Декабрист Владимир Федосеевич Раевский по просьбе откупщика Дмитрия Егоровича Бенардаки исследовал нарушения верхнеудинским исправником откупной системы. О чём и было доложено генерал-губернатору Н. Н. Муравьёву. Ф. А. Беклемишев был переведён в Иркутск, где зачисляется на службу в Главное управление Сибири. Здесь он занимает должность начальника отделения и назначается членом Совета Главного управления.
М. С. Неклюдов, коллежский асессор, прибыл на службу в Иркутск в апреле 1858 г. А в сентябре этого же года отправляется курьером в русскую православную миссию в Пекине. Вскоре он возвращается в Иркутск. М. С. Неклюдов — выходец из старинного дворянского рода. И несмотря на это, он не входил в круг аристократической молодёжи Иркутска и даже избегал всякого сближения с «золотой молодёжью». Жил он уединённо, скромно, в обществе показывался мало и имел небольшой круг знакомых. Такой образ жизни молодого образованного чиновника не мог нравиться местному высшему обществу.
Тем более, что Неклюдов стал открыто порицать взяточничество, казнокрадство и другие беззакония иркутских властей. Он прямо заявлял, что «обнаружит все злодеяния, бесчеловечье, грабёж Беклемишева и других любимцев», что подтверждалось имеющимися у него фактами. Эти факты могли бы быть иллюстрацией резких критических статей декабриста Дмитрия Иринарховича Завалишина, публиковавшихся в «Морском сборнике». На возвратном пути из Пекина Неклюдов останавливался в Кяхте, где открыто высказывал своё мнение о Беклемишеве и о других чиновниках, о чём и было тотчас же сообщено. С первых же дней прибытия в Иркутск Неклюдова началась непрекрытая его травля.
По городу поползли оскорбительные для Неклюдова слухи. Беклемишев публично на приёме у генерал-губернатора назвал Неклюдова вором и мерзавцем, не смеющим показываться в обществе порядочных людей, а также обвинил в недоплате «прогонов» за проезд во время заграничной командировки. Неклюдов обратился за защитой к губернатору Карлу Бургартовичу Венцелю, о котором В. Ф. Раевский писал: «Карл Карлович Венцель ... как губернатор донельзя карикатурен, но даже положительно вреден по своей бесхарактерности и ослиной тупости; в рассказах Щедрина есть губернатор, напоминающий много Венцеля, но и тот великий человек по уму и административных: способностям в сравнении с нашим Карлушей».
Генерал, заявив, что не придаёт серьёзного значения этому обвинению, в то же время посоветовал ему уехать из Иркутска. Позднее, когда оскорбления достигли своего апогея, М. С. Неклюдов подал в отставку и решил возвратиться в Петербург. Но подорожную прямо из Главного управления забрал полицмейстер М. Сухотин под предлогом, будто бы у Неклюдова было много долгов. На самом деле, как показало следствие, долгов за ним не было. Оскорбления не прекращались. Нужен был только повод для расправы над Неклюдовым. И повод нашёлся. Оскорбления, высказанные Беклемишевым на приёме у генерал-губернатора, были переданы Неклюдову, чаша терпения которого переполнилась. В этот же день генерал-губернатор Н. Н. Муравьёв уехал надолго на Амур, Неклюдову некому было пожаловаться, так как все оставшиеся чины начальствующей администрации открыто поддерживали в конфликте сторону Беклемишева.
На следующий день Неклюдов пришёл на квартиру к Беклемишеву и потребовал объяснений по поводу обвинений, прозвучавших на приёме у генерал-губернатора. Беклемишев стал оскорблять Неклюдова, который не сдержался и дал пощёчину противнику. Беклемишев, физически сильно уступая Неклюдову, пустил в ход ногти и расцарапал лицо Неклюдову, который, в свою очередь, сгрёб под себя Беклемишева, помял его порядочно и, по некоторым свидетельствам, сбросил его с лестницы. На отчаянный крик хозяина сбежалась вся прислуга и побила Неклюдова. Был послан человек за полицмейстером Сухотиным.
Немедленно прибывший майор Сухотин сопроводил Неклюдова на гауптвахту, где он и просидел несколько часов. Когда на другой день весть о нанесённых Беклемишеву побоях разнеслась по городу, восторг жителей был общий. В это же время на квартире Беклемишева собрались его друзья, которые и убедили его послать вызов на дуэль. Возвратившийся домой Неклюдов получил вызов на дуэль, уклониться от которой не было возможности. Оставшееся в городе начальство было осведомлено о предстоящей дуэли. Говорили, что управляющий губернией предоставил Беклемишеву свои пистолеты.
А полицмейстер Сухотин даже наблюдал за ходом дуэли с колокольни Успенской церкви, с которой было прекрасно видно место дуэли. Затем Сухотин после окончания дуэли едет не на место дуэли, а к живущему вблизи садовнику. Сделано было всё, чтобы дуэль кончилась смертельным исходом для Неклюдова. Многие факты говорят об этом. Неклюдов выбрал себе в секунданты своего приятеля подпоручика Буяковича. Первоначально дуэль должна была состояться во вторник 14 апреля. Неклюдов со своим секундантом прибыл на место дуэли в 6 часов вечера.
Но его противники не появились. А Беклемишев со своей компанией обвиняют Неклюдова в трусости. И тут же Беклемишев не соглашается с выбором Неклюдовым секунданта и предложил вместо Буяковича одного из своих друзей — товарища председателя Губернского суда М. М. Молчанова. Но когда Неклюдов, ссылаясь на такое нарушение правил дуэли, отказался драться на таком условии, то все приближённые Беклемишева стали ему грозить побоями и заявили, что избежать дуэли на их условиях он не может, так как ими приняты соответствующие меры.
И действительно, на всех заставах по распоряжению Сухотина были расставлены специальные караульные, чтобы не дать возможности Неклюдову покинуть Иркутск. Даже была приготовлена тройка лошадей, чтобы сразу же организовать погоню, если даже и смог бы Неклюдов выскочить из города. На этот случай было приказано лошадей ему дать самых плохих, а ямщику было указано на первой же станции выдернуть чеку или заявить, что сломалась ось. И Неклюдов вынужден был принять в секунданты М. М. Молчанова.
Этим самым был удалён важный свидетель дуэли. Кроме того, на дуэли отсутствовал, а вернее не был приглашён врач, который мог бы оказать квалифицированную помощь. В результате чего раненый Неклюдов, доставленный на свою квартиру, умер прежде, чем успехи послать за медиком.
Дуэль состоялась ранним утром в четверг, 16 апреля. Стрелялись в шести шагах. Выстрелил только Беклемишев. Предполагалось, что либо Беклемишев выстрелил раньше положенного срока, либо в пистолетах был подлог. К последнему предположению подталкивает следующее обстоятельство. Когда пистолеты были уже розданы и противники разошлись на дистанцию, то секундант Беклемишева, чиновник Главного управления Ф. А. Анненков, подскакивает к Беклемишеву, вырывает у него пистолет и восклицает: «Ах, Беклемишев, видно, что ты никогда не стрелял, у тебя пистон-то спал!»
Затем забрали у обоих пистолеты и снова дали выбирать. По возвращении с места дуэли, где раненый Неклюдов лежал брошенный около часу, участники сами доложили губернатору К.К. Венцелю о прошедшей дуэли. Но губернатор не отдал никаких распоряжений, никого не арестовал. В этот же день на квартире Беклемишева по Большой улице вся компания пировала до поздней ночи.
В городе после дуэли распространились слухи, что секундант Неклюдова предложил несчастной жертве незаряженный пистолет и что есть свидетели, видевшие, как Беклемишев до сигнала подбежал вдруг к Неклюдову и выстрелил в упор и т. п. Но на последующих судебных разбирательствах эти слухи не получили подтверждения. Да и кому было их подтверждать, так как в качестве свидетелей выступали только друзья Беклемишева.
В субботу на Пасху состоялись похороны М. С. Неклюдова. Это были самые многолюдные похороны почти за двухсотлетнее существование Иркутска. Похороны были организованы как демонстрация петрашевцами М. В. Буташевичем-Петрашевским, Ф. Н. Львовым и членами так называемого Общества зелёных полей А. А. Белоголовым, М. В. Загоскиным и другими. Интересно то, что вопреки церковному положению, воспрещающему отпевать убитых на дуэли наравне с самоубийцами, полиция, как бы признавая за насильственно умерщвлённого, распорядилась отпеть Неклюдова. На похоронах Неклюдова присутствовали все чины городской власти. На следующий день во многих городских церквах звучали «поминанья за убиенного Михаила». В родительский день могила Неклюдова была покрыта цветами и был поставлен крест, хотя в Иркутске у него не было ни родных, ни друзей. И в последующие две-три недели на столбах в городе появлялись надписи подобно следующей: «В Иркутске завелась шайка убийц (имярек) — любимцев Муравьёва».
Донесение о таких больших похоронах городские власти тотчас же отправили с курьером генерал-губернатору Н. Н. Муравьёву. В донесении говорилось, что на похоронах присутствовало до десяти тысяч человек. Скорей всего, эта цифра завышена с целью показать генерал-губернатору, что «город хотели взбунтовать некоторые люди». Ответ от Муравьёва быстро был доставлен в Иркутск.
Он распорядился произвести следствие по всей строгости законов. А следователем Муравьёв назначил управляющего III отделением Совета Главного управления П. Н. Успенского. Декабрист В. Ф. Раевский так пишет об Успенском: «Это человек, правда, не совсем дурной и даже слывущий за благонамеренного, но вялый и трусливый до крайности, человек, у которого на переднем плане его служебной деятельности стоит золотое правило — жить всегда в ладу и избегать столкновений с высшими властями и, главное, избегать всяких волнений духа». Это тот самый Успенский, о котором ещё в 1841г. во время своего последнего ареста декабрист Михаил Сергеевич Лунин язвительно сказал: «Таких людей не убивают, а бьют».
Хотя материалы следствия и были покрыты тайной, но стало ясным и то, что этот следователь принял откровенно сторону Беклемишева и его компании. Это подтвердил и тот факт, что для всех участников дуэли, бывших во время следствия под домашним арестом, по завершении дела арест кончился только для Беклемишева и его друзей и они сразу же приступили к исполнению своих должностей. Следствие велось следующим образом.
С вечера все подсудимые собирались в кабинет к члену Совета Главного управления Восточной Сибири от Министерства юстиции И.М Осипову, где их допрашивал следователь. Наутро отбирались показания. Свидетелей старались не вызывать и не допрашивать. Но были свидетели, которые приходили сами для дачи показаний. Их сразу же старались запугать. Некоторые уходили, но были и такие, которые настаивали на показаниях. Такие показания вынуждены были записывать.
По окончании следствия к рассмотрению дела приступил Иркутско-Верхоленский окружной суд. А вот здесь-то неожиданно для всех дело принимает другой оборот. Малоизвестные заседатели Окружного суда, рассмотрев материалы следствия П. Н. Успенского, нашли его далеко неудовлетворительным и вернули дело обратно, прося дополнить и, между прочим, настаивая на медицинском осмотре тела, так как было сделано только наружное освидетельствование одним врачом. А между тем при осмотре рубашки Неклюдова оказалось два отверстия рядом. Такое решение Окружного суда вызвало сильный гнев губернатора К. К. Венцеля.
Он приказал возвратить материалы следствия обратно в Окружной суд с угрозой, что он «уничтожит всех членов суда», если они не будут рассматривать дело по данным, представленным П. Н. Успенским. И всё-таки Иркутско-Верхоленский окружной суд вынес подсудимым суровые наказания. Ф. А. Беклемишев и его друзья — иркутский исправник Д. Н. Гурьев и секундант Беклемишева, чиновник Главного управления Анненков Ф. А. — решением Окружного суда приговорены к 20 годам каторги. Но под давлением генерал-губернатора Н.Н. Муравьёва Губернский суд не утверждает приговор Окружного суда.
Пересмотрев дело, Губернский суд уменьшает срок каторги Беклемишеву до 10 лет и Гурьеву — до 3 лет. А Анненкову определено наказание заключением в крепости на 5 лет. Только один из советников Губернского суда — Ф.Ф. Ольдекоп — не согласился с вынесенным решением и особым мнением поддержал приговор Иркутско-Верхоленского окружного суда. Сразу же за отменой приговора по делу о дуэли началось преследование окружных судей и советника Губернского суда Ф. Ф. Ольдекопа. Уже в апреле 1860 г. ему пришлось уйти в отставку. Решение Губернского суда в декабре 1859 г. было отправлено на утверждение в Сенат, который только 11 июля I860 г. вынес своё определение. Кстати сказать, что дело об иркутской дуэли было четвёртым рассмотренным Сенатом, получившим большой резонанс по всей России. К трём первым делам относились: 1) Убийство девицы Алтуховой Широковым; 2) Аракчеевское дело по убийству Настасьи; 3) Дело Сухово-Кобылина по убийству любовницы.
Одновременно в Сенат поступила написанная губернатором К. К. Венцелем характеристика на Беклемишева и его друзей, в которой губернатор объясняет, что причина ненависти к ним заключается в отличном образовании, в безупречной честности, строгом исполнении служебных обязанностей, т. е. в таких чертах, которых прочие чиновники не имеют. Московский Сенат, рассмотрев все представленные материалы, назвал это преступление «предрассудком», убийство — «честной дуэлью». По этому определению наказания участникам дуэли были сильно уменьшены.
Обвиняемые приговаривались к заключению в крепости: Беклемишев на три года, Гурьев и Анненков — на девять месяцев. А действие членов Окружного суда и Ф. Ф. Ольдекопа было предписано «подвергнуть рассмотрению в Совете Главного управления Восточной Сибири и предать суду за строгое решение и мнение». И судьи стали обвиняемыми! Решение Сената позволяло расправиться с судьями. Но дело Ф.Ф. Ольдекопа и окружных судей привлекло внимание общественности России. А петрашевец Ф. Н.Львов переслал за границу к Герцену письмо, напечатанное 15 ноября 1860 г. в Колоколе» под названием «Опять об Иркутской дуэли».
Родные Неклюдова, Ольдекопа и сам Ольдекоп обратились с жалобами непосредственно к императору и императрице с просьбой тщательно пересмотреть дело об убийстве Неклюдова и прекратить преследование судей. В результате правительство вынуждено было в июне 1861 г. следствие над судьями прекратить. А Ф.Ф. Ольдекопа назначили прокурором Казанского Губернского суда. Одновременно с преследованием судей были наказаны организаторы демонстрации жителей в день похорон Неклюдова. В 1860 г. М.В. Буташевич-Петрашевский был выслан в село Шушенское Минусинского округа, а затем в село Вельское Енисейского округа, где он и умер 7 февраля 1866 г. Ф.Н. Львов в январе того же, 1860, года уволен со службы, в марте поселился в Олонках у В Ф. Раевского. В июле 1861 г. после прекращения судебного преследования членов Окружного суда Ф.Н. Львову было разрешено возвратиться в Иркутск.
Весть о дуэли в Иркутске дошла и до А. И. Герцена в Лондон. Уже в 1859 г. он получает из Иркутска два письма, которые публикуются в приложении к «Колоколу» в листке «Под суд!» под заголовком «Убийство Неклюдова в Иркутске». Письма рассказывали трагическую историю травли и дуэли-убийства М. С. Неклюдова любимцем генерал-губернатора Ф. А. Беклемишевым при содействии иркутских властей. Эта публикация вызвала сильное негодование генерал-губернатора Н. Н. Муравьёва и его окружения. Авторство писем приписывали В.Ф.Раевскому, хотя сам В.Ф. Раевский нигде не подтверждает этого. На защиту генерал-губернатора и Беклемишева встал племянник Н.Н. Муравьёва М. А. Бакунин — русский революционер, один из идеологов анархизма и народничества.
Сосланный в 1857 г. в Сибирь, М. А. Бакунин отбывал ссылку у Н. Н. Муравьёва, входил в окружение генерал-губернатора, дружен был с «муравьёвцами». В июле 1860 г. в том же листке «Пел суд!» появилась его статья: «Письма в редакцию по поводу дуэли Беклемишева с Неклюдовым», где М.А. Бакунин весьма нелестно отзывается о В.Ф. Раевском, предполагая его автором публикации в «Колоколе». В ответ на статью М. А. Бакунина петрашевец Ф. Н. Львов пишет А. И. Герцену письмо, где он описывает фактическую сторону истории иркутской дуэли. Здесь же Ф.Н.Львов протестует претив несправедливого отзыва, данного М.А. Бакуниным В.Ф. Раевскому. Однако А. И. Герцен получил это письмо тогда, когда уже дело об «Иркутской дуэли» было решено Сенатом: судьи и Ф. Ф. Ольдекоп, преданные ранее суду, освобождены. Печатать письмо уже не было смысла.
В статье «Убийство Неклюдова в Иркутске», опубликованной в «Колоколе», рассказывается об одном эпизоде, который характеризовал, «до какой степени общественное мнение старается поднять свой голос против Беклемишева и как со свое, стороны высшее начальство глушит всякое проявление этого голоса».
Вот такой эпизод: «Беклемишев вечером 16 июня гулял по Амурской улице, путь его лежал мимо здания гимназии; ученики, увидев его, бросились к окну и крикнули несколько раз: «Убийца идёт! Убийца идёт!» Беклемишев, взбешенный, прибежал в дом городского головы, где тогда по случаю карточного вечера собрались гости, рассказал, как его ученики назвали убийцей, и в заключении распространился о том, что за учениками в гимназии плохо смотрят, что учителя все пьяницы и мерзавцы (между тем как учителя на самом деле — свежая молодёжь, большей частью воспитанники Казанского университета, никогда не преклонявшиеся и не признававшие заслуги в фаворите), что директор (статский советник К. П. Бабановский) ничего не видит и прочее.
Ни директора, ни учителей на этом вечере не было, но назавтра, когда все дошло до них, учителя составили записку на имя директора; в записке этой прописано было все что сказано было Беклемишевым на их счёт на вечере у городского головы, и в заключении сказано, что хотя мнением Беклемишева, как человека, дорожить не следовало бы, но ради их, учителей, исключительного положения они просят директора представить записку попечителю гимназии (всё тому же губернатору Венцелю) с просьбой защитить их во мнении публики, заставить Беклемишева отказаться от своих слов и просить публично у них извинения.
Директор с запиской в руках и во главе всех учителей явился к губернатору; Венцель, узнавши в чём дело, взбеленился и загремел, защищал Беклемишева и во всём обвинял беспокойный и излишне щекотливый характер учителей и наговорил по обыкновению много чепухи без всякой связи и смыслу. Наконец, когда буря несколько поуспокоилась, директор сказал: «Если вашему превосходительству не угодно или находите неудобным удовлетворить просьбу учителей, то позвольте, по крайней мере, им самим защищать себя и искать оправдания в публичном мнении печатно, через газеты». На эти прямые слова воспоследовал новый взрыв со стороны Венцеля, новый поток бессвязной речи, кончившейся грозным заключением:
«Да только осмельтесь у меня это напечатать, то я вам головой ручаюсь, вы все погибнете, и от вашей гимназии камня не останется». На эту дикую угрозу директор мог только заметить: «Губить из-за одного мерзавца столько честных людей — великий подвиг!» Однако ж кончилось тем, что бесхарактерный правитель города всё-таки взял записку, обещая представить её Муравьёву, и при прощании даже благодарил учителей, что они обратились к нему, и обещал устроить всё к их удовольствию по возвращении Беклемишева из Верхнеудинска, куда последний, проведав о записке учителей, заблаговременно ускакал якобы лечиться минеральными водами».
Иркутская дуэль и её последствия вызвали всеобщий интерес и внимание не только в Сибири, но и по всей России. Историю иркутской дуэли писатель-юрист А.Д. Любавский включил в свой сборник «Русские уголовные процессы», опубликованный в Санкт-Петербурге в 1867 г. В этом сборнике дело об убийстве Неклюдова в Иркутске А.Д. Любавский поставил в один ряд с описанием дуэлей-убийств великих русских поэтов А.С. Пушкина и М.Ю. Лермонтова.
Иркутские повествования. 1661 - 1917 годы. В 2 т. / Автор-составитель А. К. Чернигов. Иркутск: "Оттиск", 2003. Т. 1.
Энциклопедии городов | Энциклопедии районов | Эти дни в истории | Все карты | Всё видео | Авторы Иркипедии | Источники Иркипедии | Материалы по датам создания | Кто, где и когда родился | Кто, где, и когда умер (похоронен) | Жизнь и деятельность связана с этими местами | Кто и где учился | Представители профессий | Кто какими наградами, титулами и званиями обладает | Кто и где работал | Кто и чем руководил | Представители отдельных категорий людей