Дело Крылова

В Правительствующий Сенат в октябре месяце 1757 г. поступает донесение от обер-прокурора А. Глебова, являющегося также крупным сибирским винным откупщи­ком, «что Иркутский магистрат, имея у себя питейные сборы в содержании, на дрова, свечи и постройки деньги держал не из своих, но казённыя».

Сенат поручает Се­натской конторе учредить ревизию деятельности по винокурному делу и содержанию каштаков, т. е. мест, где тайно выкуривают вино. Такую проверку Иркутской канцелярии и Корчемной конторы поручают следователю винокуренных дел, кол­лежскому асессору Петру Никифоровичу Крылову, который прибыл в Иркутск 8 июля 1758 г. Вообще-то, снаряжение ревизии в Сибирь по делам винокурения было обычным явлением.

Одной из ранних проверок местного свободного винокурения явилось следствие князя Василия Гагарина, прибывшего в Иркутск 7 июня 1710 г.

С П.Н. Крыловым прибыли: один секретарь, два канцелярских работника и че­тыре помощника в составлении документов и их копий. Все расходы по содержанию и обеспечению деятельности ревизорской комиссии П. Н. Крылова возлагались на Иркутскую канцелярию и на счёт провинившихся. Ещё в пути к Иркутску Крылов отправил в магистрат требование, чтобы к его приезду было приготовлено несколько стопок бумаги и ведро чернил.

Бумагу магистрат приготовил, а что касается чернил, то вместо них было приготовлено несколько черешков китайской туши. Дело в том, что в то время в Иркутске не было мастеров по приготовлению чернильных ореш­ков, которые были привезены только в 1777 г.

По прибытии своём П. Н. Крылов был весьма доброжелателен к иркутянам, у которых сложилось о нём весьма благостное мнение, как о человеке честном, благо­намеренном, добродушном и обходительном с людьми из разных сословий. Содер­жатели каштаков, как обычно, выкуривали вино и продавали его.

Многие иркутяне, особенно из купеческого сословия, делали различные подношения Крылову, который никогда даже от мелких подарков не отказывался. А сам выяснял для себя: кто как живёт, состоятелен или нет и т. п. А далее свидетельствует летописец П. И. Пежемский:

«Но не прошло и полгода, как Крылов вдруг переменился в характере, вдай­ся в разные дерзости, жестокости, особенно к купечеству, занимавшемуся содержа­нием винокуренных заведений. Наглости свои начал он с того, что все дела, касаю­щиеся питейных сборов с 1729 по 1758 г., как из магистрата, так и из губернской кан­целярии забрал в свои руки, а членов магистрата сменил и арестовал и таким образом лишил их всех способов к оправданиям.Признав действительно, или же умыслов что ведомости по питейной части сомнительны, фальшивы и не исправны, призвав к себе бургомистра Бречалова и ратмана Верховцева, требовал от них отписок с тех ведомостей и с угрозами устраивал и обвинял их в воровстве. Они отвечали, что если есть черновые ведомости, то они хранятся в магистрате, куда отправился сам и нае­денные им вновь бумаги запечатал. И тогда же как бывших, так и настоящих членов магистрата приказал заковать в железа и держать их под крепким караулом, а сверх сего, как у них, так и у некоторых купцов велел описать дома, товары и прочее имущество, напечатать и публиковать их ворами. Вскоре после этого исполнения опи­сей, собрав всех подлежащих его суду в магистрат, где присутствовал сам, Крылов начал уговаривать их, чтобы они признались в краже и утайке откупных денег, но никто не признался, отчего Крылов, как бешеный, бросился на ответчиков и неко­торых бил своими руками, грозил застенком и тут же приказал сечь плетьми. Бурго­мистр Бречалов не вытерпел последнего истязания, принужден был в страхе угре против совести своей, хотя и несправедливо, показать, что вино в курке стоило им от 50 до 60 коп., а показывалось по рублю, и что они излишние деньги делили между собою. Это подало повод Крылову исполнить свои угрозы над прочими, не сознав­шимися; он мучал их в пытках, но никто из терпевших истязания не признался в краже, кроме Михаила и Максима Глазуновых и Василия Ворошилова. После этих допросов и пыток Крылов принудил купца Василия Елизова ехать в Петербург к главному откупщику Глебову с извинением об утайке по винокурению денег. С чем воз­вратился Елизов, неизвестно, а только он угодил Крылову и подал ему новый донос на своих сотоварищей. Вследствие чего начались новые пытки и истязания непо­корных, которыми наконец удалось Крылову довести купечество до безусловного сознания на все его требования. При этом случае потерпел более всех купец Иван Бичевин, который вскоре после претерпенного им мучения умер. К бывшему уже при смерти Бичевину несколько раз приходил Крылов и принуждал его признать за собою, вместо объявленных им при пытке двенадцати, тридцать тысяч рублей. Сумма регистра, насчитанная на купечество, написанная самим Крыловым и большей частию уже собранная, простиралась до 155000 рублей, хранившихся в его квартире, в сундуке с крепким караулом. При насильственном сборе денег у многих всё имущество было продано и расхищено, в чём и сам Крылов участвовал. Так, он отнял у Бичевина жемчуг, серебро и разные драгоценности и вещами этими дарил своих любовниц. В продолжении производившихся пыток над гражданами купец Алексей Сибиряков (меньший), устрашась жестокостей Крылова, оставил жену и детей, уехал никому не сказавшись, из города, неизвестно куда. Крылов узнал об этом, вообразив, что Сибиряков уехал в Петербург с жалобою на него, призвал жену его и брата, первую посадил в железа, а второго мучил, допытываясь, где скрывается или куда отправился брат его. Сам ходил в лом его, везде обыскивали не нашёл, отправил за ним погоню до Верхотурья и посланцы не нашли его, возвратились без Сибирякова. Во всё это время Крылов жил в доме купца Мясникова, распоряжался в нём как хозяин; за содержание себя и всей своей многочисленной дворни Крылов ничего не платил и, вдобавок, развратом и гнусностью своих поступков доводил семейство своего хозяина до отчаяния и выжил напоследок из дома. Мать хозяина, старушку около шестидесяти лет, склонял неоднократно угрозами и побоями к прелюбодеянию с ним; жену его теми же способами соблазнял, бил её собственными руками и принуждал мужа наказывать её за несогласие на его желания. Принуждал хозяйку дома мыть обе ноги, исправлять постель и т. п. и не стыдился при свидетелях, часто лёжа в постели с любовницею, давать разные приказания своим подчинённым. Однажды после се­мейного обеда у своего хозяина по случаю именин его матери Крылов наделал тьму неприятностей имениннице, тестю Мясникова и прочим гостям, полицмейстеру Замощикову и директору Ивану Щукину. Первый должен был его удерживать от неприятностей, за что он, озлобясь, кинулся на Замощикова с распростёртыми кулаками, но тот не допустил его поколотить себя. Отсюда начинается ряд неприятностей с иркутским начальством, и наконец, Крылов оскорбил и самого вице-губернатора Зульфа, упрекая его якобы за слабость управления губерниею, за допущение к рас­хищению казённых денег и многое другое; а когда Вульф начал доказывать ему про­тивное и, в свою очередь, взаимно упрекая его в действиях и противозаконных по­ступках, то Крылов решился его отстранить от должности и сам вступил в права вице-губернатора; он, не мешкая, принудил опальных граждан подписать челобитную в том, чтобы был Вульф уволен от должности, а на место его определён Крылов. Челобитную эту и другие бумаги Крылов отправил с нарочным посланцем в Санкт-Пе­тербург. Но в это время приготовлена была уже жалоба иркутского начальства и граждан города и якобы с донесением преосвященного Софрония, в которых описаны были действия пакости и гнусности Крылова, и пакет этот отправлен тоже в Петербург, к императрице, с лихим курьером, сержантом Конюховым, в августе 1760 г.

В других записках рассказано ещё следующее: все деяния Крылова известны были Софронию, епископу Иркутскому, у которого безвинные граждане искали защиты, но Крылов не хотел и слышать его увещеваний. Тогда граждане просили владыку, чтобы он написал к императрице особое донесение, что нашёл нужным и сам преосвященный. Крылов за несколько дней ранее отправил своего курьера, когда выехал вышесказанный Конюхов, только сей последний не прямо к Императрице, а к митрополиту Санкт-Петербургскому, который был прошен о немедленном донесении Императрице. Конюхов нагнал крыловского ездока в Тобольске, и при свидании с ним, как близкий знакомый, Конюхов уговорил товарища своего остановиться здесь на денёк, отдохнуть и погулять. Согласились, Конюхов употребил хитрость, споил своего товарища так, что тот, как говорится, «свалился с ног» и уснул, потом взял лошадей и ускакал. На донесение это последовало распоряжение, чтобы арестовать Крылова, сковать и отослать в Москву; распоряжение доставлено в Иркутск тем же Конюховым 8 ноября того же, 1760-го, года.

По получении сего вице-губернатор Вульф взял с собою асессоров Фёдорова и Владыкина, секретаря Брусенцова в сопровождении двадцати пяти отборных казаков, отправился с ними, в полночь, в квартиру Крылова. По приходе в дом сменили стоящий на крыльце караул, взяли стоящие в сошках ружья, а к людской избе, где жили караульные солдаты (приверженцы Крылова), поставили крепкий караул.

Управясь во дворе, Вульф отрядил казака Андрея Подкорытова (исправляющего должность сержанта), который был лихой служивый, с пятью казаками во внутренность дома, чтобы отобрать крыловское оружие, и сам с остальными пошёл за ними же. Крылов, увидя незнакомые ему лица, схватил ружьё и хотел выпалить в первого, который осмелился бы к нему подступить, но Подкорытов успел его обезоружить. Тогда секретарь Брусенцов прочитал Крылову указ о арестовании его, но тот стал ещё доказывать противное, что он во всём прав, что он не заслужил ареста и действовал в пользу государства и согласно данных ему инструкций, за что он ожидал себе награды, а не позорного арестования, и прочее. Вульф, несмотря на все его оправдания, арестовал и заковал Крылова в железа, приставил крепкий караул, имение запечатал.

Крылов просидел под арестом почти целый год; о делах и деяниях его производилось следствие, и, наконец, 20 ноября 1761 г. получен в Иркутске указ, чтобы Крылова отослать за караулом в Москву.

Неизвестно, какое решение дел последовало над Крыловым, где и как окончил он свою жизнь, а известно, что императрица Екатерина изволила сама присутствовать в Сенате во время суда над Крыловым».

О дальнейшей судьбе П. Н. Крылова одни источники указывают, что он был наказан кнутом и сослан на каторгу, а другие — что он счастливо избег наказания благодаря покровительству обер-прокурора Глебова. Даже будто имелись свидетельства иркутских купцов, ездивших в Петербург, что П. Н. Крылова встречали мирно разгуливающего по петербургским улицам. Но так или иначе «крыловский» период жизни города Иркутска был закончен.

«Иркутск вздохнул свободнее, — писал далее П. И. Пежемский, — избавившись от Крылова, который держал в постоянном страхе всех жителей, особенно в женском поле он поселил такой страх, что старые и малые даже днём боялись ходить по улицам, чтобы не встретиться с Крыловым, прятались от него и бегали, как от страшилища, детей унимали именем Крылова, даже и они чувствовали панический страх,  молчали и не смели шалить и плакать. Если Крылов входит к кому в дом по приязни в гости или по делам, то женщины и девицы или прятались в дом, или уходили со двора, к соседям».

Иркутские повествования. 1661 - 1917 годы. В 2 т. / Автор-составитель А. К. Чернигов. Иркутск: "Оттиск", 2003. Т. 1.