Далеко в стране Иркутской...

Творческое наследие Александровского централа. Первоначальный текст - стихотворение «Александровский централ» - создано неизвестным каторжанином не позднее 1880-х гг. Там же, в централе, к стихотворению был подобран мотив, и оно превратилось в песню, которая получила известность под названием «Далеко в стране Иркутской». (Существует запись от Артема Елшина, 103-х лет, колхозника с. Душелан, Баргузинского аймака БМАССР. Эту песню он слышал в 1880-е гг. от заключенного Александровского централа, который только что вышел на волю. Упоминание об этом см. Элиасов, там же, стр. 116).

Приведенный выше вариант – один из первоначальных, вышедших из централа. Текст песни продолжал развиваться вплоть до падения монархии в 1917. Ненависть к самодержавию высказывалась уже в первых вариантах, но в них еще нет угроз. Угрозы в адрес государственного строя появятся в вариантах времен революции 1905 г.

Иркутск упоминается во многих каторжанских песнях - например, "С Иркутска ворочуся", "Зачем я встретился с тобою?".

Во время Февральской революции 1917 все политзаключенные Александровского централа были освобождены. Пустовали их места недолго – в 1918-1919 колчаковцы превратили Александровский централ в концлагерь, где пытки и массовые расстрелы стали обычным явлением. В эти годы появились две новые песни об Александровском централе на тот же мотив - «В Александровском селенье» о восстании заключенных в декабре 1919 и «В воскресенье мать-старушка».

Однако "Далеко в стране иркутской" также продолжала бытовать - у партизан Восточной Сибири во время Гражданской войны, у сталинских политзаключенных, затем - у диссидентов. 

Неизвестный автор

Далеко в стране Иркутской
Между скал и крутых гор,
Обнесен стеной высокой
Чисто выметенный двор.

На переднем на фасаде
Большая вывеска висит,
А на ней орел двуглавый
Позолоченный блестит.

По дороге тройка мчалась,
Ехал барин молодой,
Поравнявшись с подметалой,
Крикнул кучеру: «Постой!»

«Ты скажи-ка, подметала,
Что за дом такой стоит?
Кто хозяин тому дому?
Как фамилия гласит?»

«Это, парень, дом казенный,
Александровский централ.
А хозяин сему дому
Сам Романов Николай.

Здесь народ тиранят, мучат
И покою не дают.
В карцер темный замыкают,
На кобылину кладут.

«Сибирский архив», Иркутск, 1912, № 6

Элиасов Л. Е. Народная революционная поэзия Восточной Сибири эпохи гражданской войны. Улан-Удэ, 1957, стр. 117.

ВАРИАНТЫ 

1. Далеко в стране иркутской

Далеко в стране иркутской,
Между скал, высоких гор
Обнесен большим забором
Чисто выметенный двор.

Чистота кругом, порядок,
Нигде соринки не найдешь -
Подметалов там немало,
В каждой камере найдешь.

Вот по дороге тройка мчится,
В ней неизвестный господин.
Он поравнялся с подметалой,
Тройку вмиг остановил.

Шапку снял, перекрестился,
Как завидел кандалы:
«И за что вас Бог карает,
Ты, служивый, расскажи».

«Где же, барин, все упомнишь,
Кто за что сюда попал.
Я и сам седьмое лето,
Как свободы не видал.

Я попал сюда случайно,
За изменщицу-жену,
Что убил ее не тайно -
Знать, уж быть тому греху.

Кто за звонкую монету,
Кто за подделку векселей,
За побег с военной службы,
За начальство - сволочей».

«Если хочешь ты, служивый,
Я тебя освобожу». -
«Не, спасибо, добрый барин,
Я последний день сижу».

«Ты скажи, скажи, служивый,
Что за этот большой дом,
Кто хозяин всему дому,
Как фамилия его?»

«Это, барин, дом казенный,
Николаевский централ,
А хозяин сему дому
Сам Романов Николай».

Барин снова сел в коляску,
Крикнул кучеру: «Пошел!»
Позади его остался
Преогромный, большой дом.

С не существующего ныне сайта Александра Кантемировского "Узелочек"

2. Далеко в стране Иркутской 

Далеко в стране Иркутской
Там построен большой дом,
Обнесен кругом оградой,
Арестанты сидят в нем.
В одной камере тюремной
Друг к расстрелу присужден.
Рано утром на рассвете
Ключник в камеру зашел,
«Собирайся, друг, с постели,
На расстрел тебя – пора».
И друг скоренько собрался,
Разом вышел со двора.
У тюрьмы народ скопился,
С темной ноченьки глухой.
«Ты послушай, люд крещенный,
Ты, свидетель будешь мой.
Я не преступник уголовный,
Я не вор и не злодей.
В Александровский попался,
Нарушив закон царей.

Записана от инвалида первой мировой войны Анания Разуваева, с. Б. Уро баргузинского аймака, БМАССР, авг. 1936.

Элиасов Л. Е. Народная революционная поэзия Восточной Сибири эпохи гражданской войны. Улан-Удэ, 1957, стр. 117-118

Предположительно, это вариант начала первой русской революции 1905-1907. В песне появилось упоминание РАССТРЕЛА. Именно с этого времени в России в массовом порядке стали применяться расстрелы как форма казни. Ранее, в 19 веке, смертная казнь вообще была редкостью (официально была отменена с 18 века и применялась лишь в исключительных случаях - декабристы, народовольцы) и обычно через повешение. Традиция расстрелов в России не прерывалась вплоть до конца 20 века.

3. Далеко в стране Иркутской

Неизвестный автор

Далеко в стране Иркутской, 
Между двух огромных скал, 
Обнесен стеной высокой, 
Александровский централ. 

Чистота кругом и строго, 
Ни соринки не найдешь: 
Подметалов штук десяток 
В каждой камере найдешь. 

Дом большой, покрытый славой, 
На нем вывеска стоит, 
А на ней орел двуглавый 
Раззолоченный висит. 

По дороге тройка мчалась, 
В ней был барин молодой. 
Поравнявшись с подметалой, 
Крикнул кучеру: «Постой! 

Ты скажи-ка мне, голубчик, 
Что за дом такой стоит? 
Кто владелец тому дому? 
Как фамилия гласит?» 

— «Это, барин, дом казенный — 
Александровский централ, 
А хозяин сему дому 
Здесь и сроду не бывал. 

Он живет в больших палатах, 
И гуляет, и поет, 
Здесь же в сереньких халатах 
Дохнет в карцере народ». 

— «А скажи-ка мне, голубчик, 
Кто за что же здесь сидит?» 
— «Это, барин, трудно помнить: 
Есть и вор здесь и бандит. 

Есть за кражи и убийства, 
За подделку векселей, 
За кредитные билеты... 
Много разных штукарей. 

Есть преступники большие,
Им не нравился закон,
И они за правду встали,
Чтоб разрушить царский трон. 

Есть за правду за народну:
Кто в шестом году восстал,
Тот начальством был отправлен
В Александровский централ. 

Отольются волку слезы.
Знать, царю несдобровать!»
Уловив слова угрозы, 
Барин крикнул: «Погонять!»

Русские народные песни. Песенник. Ред.-сост. проф. Е. В. Гиппиус. Гос. изд-во "Искусство", Л., 1943, стр. 72-73. 

Элиасов Л. Е. Народная революционная поэзия Восточной Сибири эпохи гражданской войны. Улан-Удэ, 1957, стр. 117-118. Тот же вариант, только два предпоследних куплета поменяны местами: Русские песни и романсы / Вступ. статья и сост. В. Гусева. - М.: Худож. лит., 1989. - (Классики и современники. Поэтич. б-ка).

Один из наиболее распространенных вариантов, бытовавших перед Февральской революцией. 

4. Александровский централ

Далеко в стране Иркутской, 
Между двух огромных скал, 
Обнесён стеной высокой 
Александровский централ. (1) 

Дом большой, покрытый славой, 
На нём вывеска висит, 
А на ней орёл двуглавый
Раззолоченный стоит.

Чистота кругом и строгость, 
Ни соринки не найдёшь: 
Подметалов штук с десяток 
В каждой камере найдёшь. 

По дороге тройка мчалась, 
В ней был барин молодой. 
Поравнялся с подметалой, 
Крикнул кучеру: «Постой! 

Ты скажи-ка мне, голубчик, 
Что за дом такой стоит? 
Кто владелец тому дому? 
Как фамилия гласит?» 

«Это, барин, дом казённый,
Александровский централ.
А хозяин сему дому 
Здесь отроду не бывал. (2) 

Он живёт в больших палатах, 
И гуляет, и поёт, 
Здесь же в сереньких халатах 
Дохнет в карцере народ». 

«А скажи-ка ты, голубчик, 
Кто за что же здесь сидит?» 
«Это, барин, трудно вспомнить: 
Есть и вор тут, и бандит. 

Есть за кражу и убийства, 
За подделку векселей, 
За кредитные билеты... 
Много разных штукарей. 

Есть преступники большие -
Им не нравился закон.
И они за правду встали,
Чтоб разрушить царский трон. 

Отольются волку слёзы.
Знать, царю несдобровать…»
Услыхав сию угрозу, 
Барин крикнул: «Погонять!»

(1) Вариант -

Далеко, в стране Иркутской, 
Между двух огромных гор, 
Обнесен стеной высокой 
Чисто выметенный двор. 

(2) Вариант - 

А хозяин сему дому -
Сам Романов Николай

Одна из старейших каторжанских песен. Считается «каторжанской классикой» наряду с песней «Солнце всходит и заходит». Родилась в конце XIX века, но популярность сохраняла ещё и в 30-е годы XX века в среде политических заключенных – «контриков». Об этом, в частности, вспоминает Евгения Гинзбург в романе «Крутой маршрут». Есть свидетельства того, что песня была хорошо знакома и диссидентам 60-х годов. В ней огромное количество куплетов, которые добавлялись и варьировались поколениями каторжан. Приводится наиболее известный вариант. 

Жиганец Ф. Блатная лирика. Сборник. Ростов-на-Дону: «Феникс», 2001, с. 6-8.

Вариант аналогичен предыдущему, только нет куплета про 1906 год. Еще один вариант песни см.: С. Ф. Баранов. О песнях партизан Забайкалья / Известия Иркутского государственного научного музея, т. II (VII), 1937, стр. 92-93, текст № 11. Записан от участника первой мировой войны П. П. Дульянова, который услышал ее в Германии от рабочего пленного Левченко. Там барин, кроме всех других вопросов, спрашивает: «Чем вас кормят тут в тюрьме?», подметала ответил: «Хлеб горелый, очень горький, а борщ кислый, тот же квас». На вопрос барина: «Сколько лет тебе сидеть?», арестант отвечает: «А я выйду-ка на волю, когда красно солнышко зайдет». П. Дульянов сообщил: «Когда я пришел из плена, песню эту нельзя было петь, она была под запретом». Во время гражданской войны Дульянов стал командиром партизанского отряда в Петровск-забайкальском районе, разучил песню с партизанами и она стала одной из любимых песен (Элиасов, там же, стр. 119).

5. Александровский централ

Далеко в стране Иркутской, 
Между двух высоких скал, 
Окружен большим забором 
Александровский централ. 

Солнце всходит и заходит, 
А в тюрьме моей темно. 
Часовые днем и ночью 
Стерегут мое окно. 

Ничего в тюрьме не видно, 
Ничего там не слыхать, 
Только слышно, кандалами 
Заключенные гремят. 

Ключник двери отворяет: 
- Выходи-ка, брат, сюда. 
Посреди двора священник 
Стал споведовать меня. 

- Ты скажи, скажи, разбойник, 
Сколько душ ты загубил? 
- Двадцать пять я православных, 
Некрещеных - без числа. 

- Некрещеных мы прощаем, 
Православных - никогда! 
Присудил мне тот священник 
Сто пять выстрелов в меня. 

Девятнадцать пролетело 
Мимо буйной головы, 
А двадцатая, злодейка, 
Загубила жизнь мою. 

В воскресенье мать-старушка 
К воротам тюрьмы пришла, 
Своему родному сыну 
Передачу принесла. 

Говорит тут ей охрана: 
- Передачу забери, 
Нет в живых уж тваво сына, 
Расстреляли мы его. 

Побледнела мать-старушка, 
От ворот тюрьмы пошла. 
И никто о том не знает, 
Что в душе она несла. 

А я не уберу чемоданчик! Песни студенческие, школьные, дворовые / Сост. Марина Баранова. - М.: Эксмо, 2006

От самого "Александровского централа" здесь остался только первый куплет. Остальное - наслоения из поздних песен, восходящих к "Александровскому централу": "Солнце всходит и заходит", "Сидит в камере мальчишка" и "В воскресенье мать-старушка".

Источник: http://a-pesni.org/