В Иркутске живет Раиса Михайловна Даутова. Судьба этой женщины и ее родных трагична. В 1931 году семью Даутовых вместе с сотнями других раскулаченных привезли в телячьих вагонах в Черемховский район из Башкирии. Тут же оказались из Хакасии, Красноярского края, Уфимской губернии, Украины, Латвии. Бросили всех под открытым небом, в глухомани, в нескольких километрах от шахтерского поселка Рассушина. И люди начали борьбу за выживание - без коня и плуга, без ружья и рыбной снасти... Здесь, в Богом забытом месте, им было суждено долгие годы отбывать "кулацкую ссылку". Они основали поселок Шадринка, деревню Сафроновку, колхоз "Новая жизнь", сделали Черемхово угледобывающим городом. Многие эти трудяги, которых государство заклеймило хлестким словом "кулаки", называло спецпереселенцами, не дожили до реабилитации. Ушли из жизни молча. Раиса Даутова, учительница английского языка, как сейчас помнит все ужасы пересылки, голод, унижения, лишения, рабский труд, который загнал тысячи людей в землю. Когда о них рассказывает - плачет. Без слез тут нельзя.
Семья у Мухамедхана и Галии Даутовых была большая - четверо детей. Жили в Башкирии, в Балтачевском районе, деревня Мата, в справном доме-пятистенке. Чтобы прокормить детей, нужно было трудиться с раннего утра и до позднего вечера. Мухамедхан и Галия были работящие, с малых лет приученные пахать, бороновать, сеять. Совместным трудом обзавелись крепким хозяйством. К началу коллективизации из живности на дворе у Даутовых было две лошади, две коровы, овцы, козы. В это же время шло раздувание жесткого слова "кулак". К 1930 году так стали называть всех крепких крестьян - крепких в труде, хозяйстве и даже просто в своих убеждениях. Даутовы попали в третью категорию "кулаков". Их ждала высылка на спецпоселение. Многих их односельчан ждал расстрел.
В августе 1931 года "кулаков" из Маты стали грузить на телеги. Брали семьями, грубо, впопыхах. За спиной оставались распахнутые, еще не остывшие дома, разворошенное имущество - весь быт, налаженный в 10-20 поколений. Мухамедхана забрали раньше - увезли в уфимскую тюрьму. Когда пришли чекисты, Галия долго металась по дому, не зная, что собрать в дорогу: от детской одежды - к подушкам, от полотенец - к одеялам. Приказали: "Вам там все дадут! Быстро с детьми на выход!"
Младшему, Самату, едва исполнился год, Раисе - три с половиной. Чуть постарше были Мендзилля и Гакаф - девять и семь лет. Повезли на ближайшую железнодорожную станцию, что в 80 километрах от Маты. По дороге уже ехали сотни крестьянских подвод - они сливались в нескончаемую вереницу, караван невольников. Из окрестных деревень высыпали люди. Кто-то пытался сунуть несчастным вареную курицу, кто-то булку. Чекисты резко окрикивали, грозя немедленным расстрелом.
К станции Щучье Озеро подогнали "краснухи" - красные телячьи вагоны. Под конвоем, под ружьями стали загонять туда людей. Тут Галию и детей соединили с Мухамедханом. Поезд тронулся - и сотни стиснутых "кулацких" судеб понеслись по рельсам не зная куда. Ехали очень долго. Людей было столько, что сидели впритирку, со сдавленными ногами, - сутки за сутками. Спецэшелон останавливался на глухих станциях или подальше от пассажирских перронов. Видели его разве что стрелочники и путевые обходчики. Выпускали людей партиями - нужду справить. Конвоиры не отходили ни на шаг. Понукали: "Давай скорей!!!" Весь путь давали чуть-чуть хлеба и полкружки воды в день. Многие не выдерживали - умирали. Галие удалось запастись бутылкой топленого масла и сухарями - этим она спасла семью. Не доезжая трех километров до шахтерского поселка Рассушина в Черемховском районе был переезд - там-то, под мокрый, уже осенний дождь, людей выгнали из вагонов. Рядом бушевала тайга - тяжелый сибирский лес, по пятьсот лет живущий и не поддающийся порче. Сказали: "Рубите деревья, стройте бараки".
Несколько месяцев, до крутых морозов, ночевали против неба, на голой земле, мало-мальски обогреваясь кострами. Все это время немногими топорами мужчины соорудили четыре длинных барака - без окон, с занозистыми нарами. В ноябре их приняла комендатура, тогда же разрешили поставить в бараках несколько буржуек. В каждом жило по 50 семей. На шестерых Даутовы получили два с половиной метра. С утра в туалет выстраивалась длинная очередь - на всех была одна дырочка!
Стихийное место жительства стало поселком спецпереселенцев. Точнее, трудопоселком. Он мало чем отличался от режимного лагеря - разве что вокруг не было колючей проволоки. Каждый спецпереселенец должен был отмечаться в комендатуре - не скрылся ли, не сбежал ли. Хотя бежать было некуда. Да и к кому? Семья ведь здесь.
Жизнь была жестокой формулой: работа-работа-работа плюс холод, голод. Для многих она равнялась смерти. Всех трудоспособных мужчин загнали в шахты - государству нужна была дармовая сила. Из земли они воздвигали социализм, при этом себя загоняя в землю. В шахтах не было охраны труда, вода лила постоянно, как ливень, - уголь добывали, стоя по колено в воде. Покойников вытаскивали каждый день. В сутки женщинам и детям полагалось по 200 граммов хлеба, работающим мужчинам - 500. Люди пухли от голода, потому что большим делом было отоварить карточки. Очередь в магазин занимали затемно. Если кто-то оступался, падал, обессилев, - затаптывали насмерть. Галия Даутова стояла за хлебом днем и ночью, чтобы принести семье пайку. Особенно много умирало в 1932-1933 годах: смерть выкашивала целые семьи. По утрам дошедших от поноса, с выпученными животами людей выносили из бараков.
От голода умер маленький Самат Даутов - это особенно четко врезалось в детскую память Раисы:
- Отец не попал в шахты. Он был контужен, на правой руке не было трех пальцев - прошел Русско-японскую, Германскую войну. Но все равно был нашим кормильцем: работал конюхом.
Казалось, какие еще лишения могут ждать этих безвинно пострадавших людей? В 1937 году по ночам в бараки врывались комендантские офицеры. Приходили за мужчинами: "Вы арестованы!" Люди были настолько перепуганы, что даже не решались выдавить из себя: "Я? За что?!" Еще с вечера они гоняли в голове вопрос: чьего отца, мужа, брата на этот раз?.. А утром по баракам летел женский крик и плач. Всех, кого увозили ночью на грузовой машине, крытой брезентом, поглотила великая машина. Никто не вернулся, все были расстреляны. Вечный приют нашли в Пивоварихе.
Раиса Михайловна до сих пор помнит всех комендантов. Их фамилии она называет с дрожью в голосе: Лазарев, Куровский, Белов, Непокрытых.
Комендантские офицеры в своем положении и правах вряд ли уступали лагерным. Напротив, у них было меньше беспокойства: ни зоны, ни караулов, ни ловли беглецов. Достаточно проводить отметки. Это были властные, ленивые, разъевшиеся люди. Младшие лейтенанты получали 2000 рублей в месяц. Тогда как рядом умирали от голода люди...
А.И.Солженицын, "Архипелаг ГУЛАГ", том 1, стр. 536.
С первых дней войны мужчины пошли в военкомат: просили взять их на фронт. Это была самоотверженность, проявление русского характера. Да и во многом порыв сердечности: лучше умереть в чистом поле, чем в гнилом закуте хлипкого барака. Ответ получали однозначный: вы - враги народа, и все тут. Но к 1942 году подобрали всех - "кровью смывать ошибки". Правда, потом опомнились: стране нужен был уголь. В разгар войны шахтеров в поселок вернули.
Определили выработку за смену - 10 тонн угля! Это был рабский труд. В шахтах вкалывали по 16 часов. Люди были настолько выморенные - не хватало сил дойти два километра до барака. Поэтому в шахтах установили нары, сделали душ, тут же выдавали пайку - рабочие вовсе перестали выходить на свет. Оттрубил смену, завалился на нары - забылся в беспокойном сне, и снова поднимайся.
О том, каких результатов добились переселенцы за первые годы тяжелого труда, можно говорить на примере неуставной сельхозартели. Уже к середине 30-х годов появилась овощеводческая бригада - стали сажать капусту. Потом купили трактор - пахали, сеяли зерновые. В отличие от обычных колхозов, поселки спецпереселенцев назывались неуставными - устав колхоза для них не существовал. Здесь по-прежнему была комендатура, а председатель, ведавший хозяйственными делами, во всем подчинялся коменданту. Работали ссыльные за трудодни.
Мама и сестра Мендзилля уходили поливать капусту еще до шести утра, - рассказывает Раиса Даутова. - Возвращались, когда на небе звезды были. Отец стал пайщиком артели, и два раза в год у него удерживали зарплату - она шла на покупку инвентаря. Эти месяцы мы сильно голодали.
В 1935-1936 годах неуставную сельскохозяйственную артель перевели в соседнюю деревню Сафроновку (там тоже жили спецпереселенцы) и основали колхоз "Новая жизнь". Первым председателем стал Андрей Парфенович Подпорин - предприимчивый и деятельный человек. Под его руководством были построены фермы, склады, мельница, клуб, жилые дома. Закупили породистый скот - коров симментальской породы, белых английских свиней. Все эти сосланные люди горячо, не жалея спины, взялись за работу. До войны колхоз стал передовым в районе.
Раисе Даутовой было уже 12 лет - она вовсю помогала на полях маме и сестренке. За лето зарабатывала по 100-150 трудодней. На них давали хлеб и овощи. Но этого все равно не хватало. Семья собирала стекло, тряпки, железяки - сдавали в утильсырье. Выручали, правда, жалкие копейки. Но и те были каплей в море. В это время Мухамедхан чудом устроился на мясокомбинат в Черемхово. Даутовы стали питаться лучше - глава семейства приносил домой мясо.
А вот гражданское положение спецпереселенцев долгие годы оставалось прежним - бесправным. У них не было паспортов, без разрешения комендатуры НКВД они не могли отлучаться за пределы поселка, не то что района! Отлучку рассматривали как побег - за нее грозила уголовная ответственность. Руководство часто объявляло шахтерам стахановский месячник, это значит - 30 дней без всяких выходных. И попробуй только возразить! За нарушение трудовой дисциплины тоже привлекали к ответственности в соответствии с существующими законами.
В 1940 году к Даутовым приехал дядя из родной Маты. Он преодолел 5 тысяч километров, чтобы узнать, как живут его родные. В поселке пробыл два дня. На третий, ночью, пришли из комендатуры, рявкнули: "Даутовы, вас по списку пятеро! Кто шестой? Чтобы утром его не было!"
Раиса Михайловна со слезами вспоминает:
Отец все это время держался. Но когда дядя наутро уехал - как он плакал! В нем накопилось столько боли, обиды, что он больше не в силах был копить. Был и другой случай, который тоже подчеркивал нашу бесправность. Отец познакомился с печником, и тот пригласил его к себе в Залари на 7 Ноября. Он засобирался, взял с собой Мендзиллю. Когда стоял в кассу за билетами, его подсмотрел наушник и мигом настучал в комендатуру. Отца на две недели посадили в каталажку. Давали 200 граммов хлеба и кружку воды в сутки. Мама каждый день отправляла меня туда: "Иди поплачь - может, отпустят его..." Когда допрашивали, выяснилось, что отец работает на мясокомбинате. Как тогда кричал опер: "Кулацкая ты душа! Там вольные работают. Ассенизатором у нас будешь. Вот тебе направление". Такого унижения Мухамедхан Даутов пережить не смог. От переживаний, что он должен выкачивать говно из отхожих ям, у него случился инсульт. 12 лет, до смерти, пролежал парализованный.
Мендзилля стала главной кормилицей, добавляла трудодней и Раиса. Гакаф пошел на фабрично-заводское обучение, потом устроился на водоканал. К 1946 году из списанных шпал и досок он построил маленький домик. К этому времени спецпереселенцы понемногу обжились - им разрешили держать скот, разводить огороды. Но налоги были жесткие. Государству нужно было сдавать топленое масло, яйца, мясо.
Я окончила семь классов Шадринской школы, поступила в педучилище в Черемхово, - говорит Раиса Михайловна. - Три года проработала учительницей начальных классов. В 1949-м уехала в Иркутск. Тут-то мне и понадобились документы - не было даже свидетельства о рождении. В прокуратуре сказали сделать медицинское освидетельствование. Через него-то я получила метрики, а позже - свидетельство и паспорт. В урожайные годы колхозники не голодали. У больших семей выходило по тысяче трудодней. Один трудодень равнялся 16 килограммам зерна. Черемхово был шахтерским городом - поэтому снабжение шло по второй категории, как в Москве и Ленинграде. В магазинах вдруг появились гречка, сахар, конфеты, колбаса по 2-20, кедровые орехи по 80 копеек за килограмм. Помню, как я сумками возила продукты девчонкам в Иркутск, в общежитие. А из Иркутска в Черемхово тянулись люди - обменивать золотые украшения, вещи на зерно. Но это продуктовое благополучие длилось недолго, 2-3 года. Потом все так же быстро исчезло, как и появилось. В магазинах снова было не найти спичек, соль люди воровали с заводов. А солдатики везли матерям в подарок мыло.
После института Раиса вернулась в Шадринку - учить ребятишек 19-й школы. Молоденькую, хорошенькую учительницу дети очень любили. Ученики до сих пор помнят каждое ее цветастое платье.
Сегодня Раиса Михайловна живет в Иркутске. У нее двое взрослых детей, внуки, недавно родился правнук. Много лет прошло с тех пор, как ее семью выбросили из вагона на холодную землю. Когда все это вспоминается, на глаза набегают слезы. Часто перед глазами встает мама. Ну и пусть она не умела писать и так и не научилась хорошо говорить по-русски. Она была невероятно мудрой женщиной. Детям говорила: "Чужую даже пылинку нельзя брать", "Доброта оплачивается добром" и еще - "Если в тебя будут камнями кидать, ты хлебом в ответ бросай".
Помнит Раиса Даутова и своих соседей по поселку - латышей, украинцев, мордву, хакасов. Все они ушли бесславно. Просто из одной молчаливой неизвестности перешли в другую. Когда же наконец государство заговорило о реабилитации и компенсации, до этого дня дожили далеко не все.
Может, кто-то и скажет: зачем все это помнить, ведь искалеченные судьбы тысяч, сотен тысяч людей исправить нельзя. Но о них важно знать - для того чтобы не повторять ошибок. Как точно сказал один умный человек: "Кто хочет забыть прошлое, тот рискует пережить его второй раз".
В 1930 году был срыт и отброшен в тернии, на голый камень самый плодородный слой народа - трудящееся крестьянство. Это была та часть народа, что кормила, одевала и обувала Россию, а литературу одаривала золотой россыпью языка.
Игорь Золотусский. "Литературная газета", № 16, 2005.
Только за 1930-й год в Черемховский район было сослано 14 тысяч человек! Это были зажиточные крестьяне из Украины, Башкирии, Татарстана, Латвии, Молдавии (только в Сафроновке жили люди 13 национальностей). Так в Сибири появились поселки спецпереселенцев - Шадринка, Сафроновка, Гришево, Касьяновка.
Спецпереселенцами (спецвыселенцами, спецвысланными) в официальных документах начиная с апреля-мая 1930 года называли членов крестьянских семей, отнесенных к категории "кулацких", которые подлежали выселению, расселению в малообжитые районы страны.
Автор: Елена Мухина. Газета "Копейка", № 45 от 15 ноября 2006
Энциклопедии городов | Энциклопедии районов | Эти дни в истории | Все карты | Всё видео | Авторы Иркипедии | Источники Иркипедии | Материалы по датам создания | Кто, где и когда родился | Кто, где, и когда умер (похоронен) | Жизнь и деятельность связана с этими местами | Кто и где учился | Представители профессий | Кто какими наградами, титулами и званиями обладает | Кто и где работал | Кто и чем руководил | Представители отдельных категорий людей
