Новости

Буссе, Николай Васильевич

Вы здесь

Версия для печатиSend by emailСохранить в PDF

Оглавление

Николай Васильевич (Вильгельмович) Буссе (1 января 1828 – 28 августа 1866) — русский военный и государственный деятель, генерал-майор, первый начальник Сахалина (1853-1854), первый военный губернатор Амурской области (1858-1866).

Происходил из немецкой дворянской семьи, по вероисповеданию лютеранин. Он окончил одно из самых привилегированных учебных заведений России – Пажеский корпус, в течение восьми лет служил в лейб-гвардии Семеновском полку. Его бывший сослуживец по полку и друг М.С. Корсаков с 1849 г. состоял чиновником особых поручений при своем родственнике генерал-губернаторе Восточной Сибири Н.Н. Муравьеве-Амурском. Под влиянием писем друга Буссе выразил намерение "служить под начальством генерала неутомимого, деятельность которого, постоянно стремящаяся к улучшению благосостояния страны, вверенной его попечительству, невольно привлекает всякого, кто чувствует в себе желание трудиться и быть полезным царю и обществу". Кроме того, молодого семёновца манила и "возможность составить себе карьеру"1. В 1854 г. в возрасте 26 лет он был назначен офицером для особых поручений к генерал-губернатору в Иркутск, быстро заслужил благосклонность и доверие своего начальника и выполнял весьма ответственные поручения. В первый же год службы по распоряжению Муравьева он был назначен начальником Муравьевского военного поста на Сахалине, где должен был организовать зимовку воинской команды, строительство необходимых сооружений, наладить отношения с местными жителями и японцами. Позднее по указанию адмирала Е.В. Путятина Муравьевский пост был снят, что вызвало конфликт с руководителем Амурской экспедиции Г.И. Невельским. Невельской и подчинявшиеся ему моряки сочли действия Буссе неправомерными, однако H.H. Муравьев его не осудил.

С 1854 г. начались "амурские сплавы": караваны барж в сопровождении небольших пароходов или катеров отправлялись вниз по течению реки. Буссе занимался подготовкой первых амурских сплавов и закупками необходимого для них снаряжения и продовольствия. В 1856 г., уже в чине подполковника, он руководил очередным сплавом, состоявшим из "100 грузовых судов с 300 000 пудов разного груза, 150 гребных лодок, 2000 войска и 1300 голов рогатого скота на 60 паромах". Дело, по его словам, шло довольно успешно, но вмешались непредвиденные обстоятельства, приведшие к трагическим последствиям2. Современники считали, что причиной их был ряд допущенных руководителем экспедиции серьезных просчетов. На обратном пути из-за того, что возвращение было предпринято слишком поздно, а запасы продовольствия расположены (по неправильному расчету Буссе) слишком далеко друг от друга, от голода и холода погибло несколько десятков человек. Правда, Буссе не отвечал за возвращение, да и начальство сочло жертвы неизбежными. В декабре 1856 г. Буссе произведен в полковники, а в 1857 г. становится начальником штаба войск Восточной Сибири. Подчиненные считали его гордецом, а иные и интриганом, но усердие, трудолюбие, дружеские отношения с Корсаковым и доверие Муравьева обеспечили ему дальнейшее продвижение по службе. Уже до губернаторства Буссе принадлежал к высшему слою местной иерархии – в представлениях современников, "по табели о рангах и по влиянию на ход событий в Амурском крае" он следовал за Корсаковым3, который хотя и был в 1856–1860 гг. всего лишь забайкальским губернатором, на деле являлся вторым человеком в администрации Восточной Сибири после генерал-губернатора, а в 1860 г. стал его помощником и признанным преемником.

В декабре 1858 г. генерал-майор Буссе назначается военным губернатором только что образованной пограничной и колонизуемой Амурской области. Приморская и Амурская области находились на рубеже освоенного пространства (используя утвердившийся в последнее время термин, можно сказать, на фронтире), их губернаторам приходилось действовать в экстраординарных условиях. Благовещенск расположен в таком отдалении от Иркутска и, тем более, от Петербурга, а коммуникации были столь неразвиты, что поневоле приходилось многое решать без согласования с начальством, на свой страх и риск. Остро стояли проблемы колонизации и обеспечения продовольствием войск и постепенно увеличивавшегося гражданского населения. Последняя задача на первых порах решалась за счет сплавов из Забайкалья и торговли с соседними обжитыми провинциями Китая. Последнее обстоятельство и вообще пограничное положение области означало, что от губернатора требовалось проявлять и дипломатические способности.

В условиях фронтира особенно большую роль играли природные факторы, случайные обстоятельства, в том числе и личность начальника, и его отношения с генерал-губернатором.

Рекомендуя Н.В. Буссе на должность губернатора Амурской области – "страны новой, пограничной и заключающей в себе все элементы важного развития торговли и промышленности", – Н.Н. Муравьев указывал, что на это место требуется "лицо вполне благонадежное, знакомое с краем". От отмечал, что "от благоразумия, осторожности и добросовестности правителя зависит будущность края, прочность русского влияния, безопасность границы и дружелюбные международные сношения", и заключал, что генерал-майор Буссе вполне соответствует всем этим требованиям4. Муравьев недолго оставался генерал-губернатором после назначения Буссе, но в это короткое время сохранял неизменную доброжелательность по отношению к амурскому губернатору. Сам Буссе преклонялся перед графом Амурским.

Во время пребывания Корсакова на посту генерал-губернатора Восточной Сибири (1861–1870) дружба с ним облегчала управление: в частных письмах Буссе мог подробнее аргументировать те или иные деловые просьбы. В письмах освещались практически все стороны деятельности губернатора: забота об урожае и ценах на хлеб, назначение новых лиц гражданской и военной администрации, торговля с китайцами и движение пароходов по Амуру. Дружба эта не раз подвергалась испытаниям – как и всякий губернатор, Буссе имел немало недругов в окружении генерал-губернатора5. Упреки, которые он позволял себе на правах старого друга, также свидетельствуют о неформальных отношениях. "Составилось общее мнение, – писал Буссе Корсакову 15 июля 1862 г., – что ты остался доволен Приморской областью и очень недоволен Амурской, и приписывают это тому, что я раздражил тебя своими ходатайствами да замучил представлениями, а в Николаевске ты весело провел время. Без сомнения, я не даю того значения последнему аргументу, какое дают ему говоруны, т.е. что ты любишь больше веселье, чем дело"6. Вообще, для отношений губернаторов соседних областей – Буссе и Казакевича – характерно соперничество, порой перераставшее в неприязнь.

Корсаков неизменно поддерживал предложения и проекты и Буссе, и Казакевича, его оценки положения в Амурской и Приморской областях совпадали с отчетами их губернаторов. Мнения всех троих по главным, кардинальным вопросам управления были близки, как и экономические взгляды, и отношение к либеральным реформам. В немалой степени этому способствовал прежний опыт, приобретенный под руководством и влиянием Муравьева-Амурского.

Будучи губернатором осваиваемой области, Буссе прекрасно понимал значение дальнейшего ее заселения. Он подчеркивал преимущества добровольной колонизации и доказывал, что она дешевле для казны, переселенцы лучше устраиваются, усерднее трудятся, так как не рассчитывают на казенное пособие. Донося об успешном освоении новых земель крестьянами – выходцами из Самарской губернии, – амурский губернатор подчеркивал во всеподданнейшем отчете, что места для поселения они выбирали самостоятельно, без вмешательства властей, и это немало способствовало успеху7. Буссе всячески убеждал центр в желательности и полезности переселения крестьян из земледельческих губерний Европейской России на Дальний Восток и даже позволил себе критику "стеснительных" правил такого переселения и особенно практики их применения. Он возмущался тем, что местная администрация центральных губерний препятствует выселению желающих выехать на Амур8.

Решение проблемы добровольного переселения крестьянства на Дальний Восток тормозилось в высших эшелонах власти. Трагедией либерально настроенной администрации Восточной Сибири было отсутствие у нее союзников в обоих противоборствующих лагерях в центре. Противники реформ, – например, министр государственных имуществ М.Н. Муравьев – предлагали только насильственное военно-административное заселение и резко возражали против добровольной колонизации, которую (при возможности выбора) предпочли бы восточносибирские власти. Петербургские либеральные бюрократы – сторонники реформ – вообще считали продвижение на восток несвоевременным и отвергали необходимость любой колонизации, настаивая на экономии средств.

Управляя областью, в которой сельское хозяйство должно было стать одной из главных отраслей экономики, Буссе очень плохо разбирался в нем. Беспоместный дворянин, всю жизнь проведший в службе, он никогда ранее не сталкивался с этими проблемами. Любопытное свидетельство о степени осведомленности Буссе в вопросах сельского хозяйства оставил рядовой участник колонизации, казачий урядник П.В. Белокопытов. В июне 1859 г. он записал в дневнике, что "военный губернатор много расспрашивал о хозяйстве и, хотя остался доволен, но все-таки в казачьей жизни мало понятий. ... Расхвалил огороды, – а не за что, так как семян овощей было мало, на грядах было много травы, которую принял за овощи"9. В то же время в отчете Буссе в укор казакам-переселенцам оказались поставлены естественные и объективные трудности в развитии сельского хозяйства в новых районах, понятные попытки применять знакомые им по прежнему месту жительства приемы ведения хозяйства. Признавая неизбежность таких бед для земледельцев, как бурный рост сорняков на только что поднятой целине, заглушающих произрастание зерновых культур, он не высказывает сочувствия10. Даже донося о наводнении 1861 г. и его тягостных последствиях, Буссе в своем отчете не выразил сожаления, а заметил, что несчастье осталось не без пользы... так как переселенцы поняли "необходимость заводить пашни на возвышенных местах"11. На деле же, как признавали и сами власть имущие, казаки селились на берегу Амура по приказу и, в отличие от крестьян, были обычно лишены права свободного выбора места поселения12. Особенно бессмысленное усердие проявляли при этом "насылаемые... офицеры регулярных войск", которые были, по мнению Буссе, – хотя он и сам был фрунтовиком и даже гвардейцем, –"положительно вредны для войск и края"13.

Но и к казакам Буссе относился с пристрастием, явно недолюбливая сподвижников Муравьева из числа простых казаков – К.А. Богданова и Г.Д. Скобельцына. По свидетельству участника колонизации казака Р.К. Богданова, пьянство, безнравственные поступки, поощрение общественных работ в ущерб хозяйству казаков со стороны сотенных и других более высокопоставленных командиров продолжалось в области до сменившего Буссе губернатора И.К. Педашенко14.

В то же время в ходе обсуждения вопроса о реформе управления казачьими войсками Буссе выдвинул идею усилить начала самоуправления. В письме к Корсакову он предложил "соединить по несколько станиц в отдельные общества и установить внутреннее управление и судебное разбирательство в маловажных случаях (до 15 или даже 30 рублей) на выборном начале"15. Это было бы значительным шагом вперед по сравнению с существовавшей системой. Годом раньше Буссе писал Корсакову же, что следует при переселении казаков уважать их справедливые желания и разрешать родственникам поселяться вместе; возмущался неоправданной жестокостью забайкальских властей, не принимавших этого во внимание16. Вообще в частных письмах Буссе был милосерднее, чем в официальных отчетах и, например, признавался: "Конечно, казаки ленивы, но надо правду сказать, что на них лежит много повинностей, которые мешают им полюбить хлебопашество, а нам требовать от них хорошего хозяйства"17.

Н.В. Буссе в первом же отчете по управлению областью заметил желательность "частной деятельности, особенно торгующих лиц", и указывал, что "главнейшие надежды на усиление местной торговой и промышленной деятельности на Амуре... возлагаются на... участие, которое примут в торговле и развитии края интерес и деятельность частных лиц Европейской России"18. Он считал более целесообразным производить необходимые постройки не "казенными работами", а подрядами, нанимая тех же линейных солдат и казаков за плату19.

Первый губернатор Амурской области уделял большое внимание внешней торговле – тогда это была преимущественно торговля с китайцами. Он всячески поощрял сотрудничество китайских и русских купцов, в особенности по снабжению области привозимым из Маньчжурии продовольствием20, порой даже отдавая предпочтение китайским купцам. В отчете за 1862 г. говорилось, что они отличаются "замечательной торговой деятельностью и довольствуются более скромными процентами, чем русские купцы"21. Через два года, в отчете за 1864 г., уже отмечалось, что торговля в Благовещенске по большей части находится в руках китайских купцов22, а в одном из писем того же времени Буссе признавался, что местные купцы превратились в приказчиков у китайских, что явно начинало его тревожить23

Типичная для фронтира проблема, связанная с появлением в составе населения "разных искателей приключений", вызывала особенное беспокойство у губернаторов в связи с относительной слабостью полиции. Губернаторы новых областей сообщали в отчетах, что летом на Амур приходят люди, отбывшие срок ссылки, в надежде на легкие и большие заработки ("в погоне за длинным рублем", как стали говорить в XX в.). Многие из них оставались на зиму и пополняли местные криминальные группы, основную массу которых составляли переселенцы из числа штрафованных солдат24. Ситуацию осложняли отсутствие тюрем и перегруженность полиции дополнительными занятиями. По формальным показателям Благовещенск был отнесен к категории малолюдных городов, что определило и штаты городской полиции. В городе не было даже постоянной полицейской команды, а уровень преступности оказался довольно высок – правда, преобладали мелкие кражи и другие незначительные преступления.

Буссе был крайне обеспокоен ростом преступности в области. Он писал Корсакову: "Воровство ужасно развивается и больше других отличаются штрафные, перечисленные в казаки"; "манжуры и в особенности беззащитные гольды, орочены и другие туземцы считают уже русских за самый бесчестный народ"25. Стремясь пресечь подобные явления, губернатор настаивал на отмене штрафной колонизации, добивался прекращения переселения казаков из штрафованных солдат. В откровенном письме к Корсакову Буссе довольно резко писал: "Ты, конечно, желаешь, чтобы твои подчиненные называли вещи своими именами и не скрывали бы из угодливости дурных сторон дела. Более безобразной толпы нищих, как приплавленные казаки в прошлом году в Амурский батальон и приплывающие в нынешнем лете, я не видал даже у Смоленского кладбища в Петербурге. Люди эти дурны, ленивы, не послушны... Ради Бога, не увеличивай число их на Амуре... Спаси нас от безобразия и мелочного воровства, которыми мы здесь страмимся перед иностранцами"26.

Наряду с попытками прекратить дальнейшую высылку ссыльных и штрафованных в область Буссе намерен был использовать и методы устрашения. Он собирался совершить публичную казнь над убийцей и доказывал, "что везде есть преступники и что везде их следует наказывать в защиту общества и что, следовательно, нужны и палачи. На Амуре, где на 10 человек один ссыльный, меры строгости против убийц и грабителей необходимее, чем где-либо"27. Надо заметить, что образованный купец и пароходовладелец П.И. Пахолков считал Буссе человеком гуманным и писал, что он пресек практиковавшиеся начальником Амурской линии В.Е. Языковым жестокие телесные наказания28.

Вообще Благовещенск неизменно находился в центре внимания Буссе. Наряду с обычным для губернаторов интересом к благоустройству губернского города в этом проявлялось и стремление к укреплению форпостов России на окраине – и не только в военном, но и в цивилизационном аспекте.

В отчетах сообщалось об устройстве первой городской площади, первых улиц, тротуаров; губернатор с удовлетворением докладывал об уменьшении в Благовещенске числа землянок29.

Все гражданское управление было сосредоточено в канцеляриях военных губернаторов. Если для офицера Буссе было более или менее знакомо управление по морской и военной части, то к деятельности в высших эшелонах гражданской администрации он был совершенно не подготовлен ни образованием, ни опытом предшествующей деятельности. В Амурской области собственно гражданское управление было сведено к минимуму, всеми делами заведовала канцелярия губернатора; в первый год (1859) по всем ведомствам числилось всего 13 чиновников. Правитель канцелярии в таких условиях неизбежно начинал играть значительную роль в управлении и в обществе.

Власть правителя канцелярии была тем большей, что на первых порах в области не предусматривалось ни казенной, или судебной палат, ни областного правления, – функции всех этих учреждений выполняла канцелярия. Постепенно административные дела усложнялись, с каждым годом появлялась необходимость в организации какой-нибудь новой отрасли управления – в связи с устройством лесного хозяйства и поселений, ведением счетов и отчетов по материальному имуществу, распоряжения по содержанию почтового сообщения, делами по наделу и отводу земель. Буссе, как и его кумир Н.Н. Муравьев-Амурский, считал, что необходимо гибко использовать существующий аппарат, не ограничивая ни себя, ни подчиненных выполнением заранее определенных штатным расписанием обязанностей, и что только быстрыми распоряжениями без соблюдения формальностей можно достичь успеха, опираясь не столько на закон, сколько на здравый смысл. От подчиненных он требовал прежде всего честности и деятельности.

При Буссе сменилось несколько правителей канцелярии. Первым из них был Н.А. Гильтебрандт. Сравнительно молодой человек (в 1859 г. ему было 29 лет), он окончил Нижегородский Александровский дворянский институт и в 1851 г. стал помощником столоначальника ГУВСа, а вскоре – столоначальником в казачьем отделении30, где, очевидно, и привлек внимание начальника штаба Буссе. Но его пребывание в Амурской области оказалось недолгим. Уже в феврале 1860 г. Буссе выразил недовольство Н.А. Гильтебрандтом – тот проявлял чрезмерную, по мнению губернатора и некоторых его подчиненных, обидчивость – "может быть потому, что должность правителя канцелярии не так важна, как он представлял себе в Иркутске... Помогать ему важничать не стану, – писал Буссе Корсакову, – не люблю влиятельных докладчиков"31. В 1861 г. в Благовещенске был уже новый правитель канцелярии – Е.Г. Малевич. Но он продержался на этом месте еще меньше. По воспоминаниям Пахолкова, "лишь только Буссе заметил желание Малевича взять его в руки и вертеть делами по своему вкусу... живо сменил с должности"32. Вновь Малевич стал правителем канцелярии при преемнике Буссе И.К. Педашенко, в доверие которому он, по словам того же Пахолкова, втерся, и был снят по телеграфному приказу генерал-губернатора Н.П. Синельникова. Красочно описанное Пахолковым всеобщее ликование в городе по данному поводу убедительно характеризует этого чиновника33.

Более успешно сложилась карьера у следующего правителя канцелярии при Буссе – Э.Е. Гарфа. Сын пастора, окончивший Санкт-Петербургскую гимназию и сдавший экзамен на звание учителя уездного училища, он начал свою службу в 1851 г. учителем русского языка в Красноярском уездном училище. Молодой учитель (ему было 22 года) отличался не только "доступною для детей методою преподавания... усердием к службе", но и "нравственным влиянием" на детей, "коих детскую любовь и совершенную преданность он снискал терпеливым и кротким с ними обращением"34. В 1860 г. Гарф уже числился помощником столоначальника ГУВСа и в этом качестве был командирован курьером в Санкт-Петербург, что свидетельствовало о его близости к начальству – подобные поручения были своеобразной наградой. Затем он стал правителем канцелярии амурского губернатора, впоследствии же занял место председателя Иркутского губернского правления35.

Вообще амурский губернатор был довольно строг к подчиненным, из которых хвалил "степенных, умных и неленивых", послушных и исполнительных людей, преследовал злоупотребления, но признавал неизбежной снисходительность по отношению к заслуженным людям. Так, узнав, что батальонный командир В.Е. Языков устроил себе ферму на отобранной у крестьян уже распаханной ими земле, да еще и принудил своих солдат работать на ней, Буссе прежде всего лично убедился в справедливости этого обвинения. Учитывая, что у Языкова была большая семья (9 детей) и что "он был иногда полезен... исполнителен, послушен и много работал на Амуре", губернатор склонялся к тому, чтобы дать ему возможность дослужить два года до пенсии, но не в должности батальонного командира, на которой "очень легко пользоваться незаконно своею властью"36. В феврале 1866 г. Языков пожаловался архиепископу Иннокентию, что генерал-губернатор предложил ему "или подать в отставку, или выйти в резерв за то, что якобы он не платил солдатам, работавшим у него на хуторе", и уверил владыку в том, что "платил... не менее того, что просили с него вольнонаемные". Иннокентий просил Корсакова позволить Языкову дослужить до пенсии37. Судя по тому, что В.Е. Языков умер после 1896 г. генерал-лейтенантом в отставке38, карьера его не была прервана.

Буссе воспринял некоторые муравьевские методы. Как вспоминал Пахолков, "он на все обращал внимание, во все входил, что было в пределах его губернаторства"39. Первый амурский губернатор не придавал большого значения делопроизводству и прочей "канцелярщине" и вообще считал невозможным соблюдение всех формальностей, указывая, что "здесь не департамент"40. Жалобы недовольных губернатором чаще всего были связаны с превышением им своей власти. Он мог заказать Амурской компании фонари и пожарные инструменты для Благовещенска и не расплатиться ввиду отсутствия у города доходов41. Архиепископ Иннокентий передавал недовольство многих жителей области, сообщая в письме своему старому другу Д.В. Хитрову: "Земля велика и обильна, а порядка в ней нет, и нет порядка оттого, что много начальствующих и никто не считает себя рядовым"42.

Иннокентий не раз был вынужден обращаться к генерал-губернатору с повторением просьб, по каким-либо причинам не исполненным амурским губернатором. В письмах встречаются даже ноты раздражения и возмущения – например, после отказа разрешить постройку церквей и служебных помещений для духовенства силами солдат архиепископ даже пригрозил, что будет просить "определить на [свое] место молодого и более предприимчивого человека". Однако прямых жалоб и откровенной критики амурского губернатора в письмах к Корсакову нет – Буссе при всех своих недостатках был добросовестным и деятельным администратором, а отказывать архиепископу его вынуждали тяжелые объективные обстоятельства – в упомянутом случае, например, явная нехватка солдатских рук и перегруженность их срочными работами. И в опубликованных В. Крыловым письмах Иннокентия к обер-прокурору Синода А.П. Ахматову и к Буссе, и в неопубликованных письмах к Корсакову43 неоднократно упоминалось о сотрудничестве светских и духовных властей, о проявлявшейся со стороны Буссе заботе по отношению к пользовавшемуся всеобщим уважением архиерею. Лютеранское вероисповедание Буссе, как и многих других немцев – деятелей сибирской администрации, – не мешало деловому сотрудничеству с иерархами православной церкви.

Как губернатор пограничной области Буссе был озабочен отношениями с китайскими властями. В 1860 г., когда H.П. Игнатьев вел переговоры в Пекине, Буссе начал "приготовления к военным действиям", сводившиеся, впрочем, к учениям казаков и преследовавшие цель "припугнуть" маньчжурские власти, чтобы облегчить действия Игнатьева. Корсаков, по его словам, "удерживал порывы" своего друга, напоминая ему инструкцию Муравьева: "обороняться, но не нападать". Игнатьев же, шутя или всерьез, просил Корсакова поблагодарить Буссе за намерение пугать соседей и высказывал сожаление, что Министерство иностранных дел не хочет решительных мер44.

Внимание губернатора Амурской области привлекала и проблема островов на Амуре – казаки-переселенцы заводили на них и даже на правом берегу Амура пашни, а когда начальники пограничных китайских провинций требовали уничтожить их, Буссе утверждал, что острова "не принадлежат исключительно Китаю"45. В 1863 г. он писал Корсакову: "Я считаю острова в общем владении, ибо в трактате ничего не сказано о них. Делить по руслу нельзя, – есть места, где русло в наше время уже перешло из одной протоки в другую"46.

Несмотря на недоразумения, в целом он показал себя хорошим дипломатом и сумел наладить неплохие личные отношения с соседними амбанями. Губернатор высоко ценил знающих переводчиков, предлагал увеличить их число, содержание и повысить жалованье переводчику с маньчжурского языка47. Буссе заботился о преподавании маньчжурского и китайского языка в казачьих школах48, предлагал выплачивать прибавочное содержание чиновникам, знающим китайский, и сообщить об этом в университеты и духовные академии49. В 1859 г. он выступил с инициативой начать в Благовещенске издание газеты "Друг маньчжур" на маньчжурском языке50 и в 1860 г. добился такого разрешения. Печатный станок и несколько пудов различных шрифтов прибыли в навигацию 1862 г. по Амуру, но отсутствие наборщика и печатника не позволило воплотить в жизнь эту идею51. Эта затея и ее крах говорят не только о намерении Буссе установить контакты с соседями, но и о его непредусмотрительности. Вместе с тем, заботясь об отношениях с аборигенами, местные власти устраивали школы для их детей, оказывали поддержку миссионерам. В отчетах Буссе заметно неплохое знание населявших область племен, чем, вероятно, их автор был обязан тем же переводчикам.

Губернаторы начала нового царствования не были чужды и либеральным идеям. Для Буссе, как и для некоторых других глав местной администрации эпохи Великих реформ, было характерно стремление содействовать просвещению.

Он инициировал создание библиотеки в Благовещенске и содействовал ее комплектованию. Но личные интересы Буссе были больше связаны с театром и музыкой. Еще в Иркутске он "попробовал составить... общество из людей, не играющих в карты или, по крайней мере, таких, которые могут обойтись без карт. Действительно, к удивлению многих, обошлись без них, разговаривали, шутили, смеялись, слушали музыку и незаметно досидели до половины двенадцатого ночи", – вспоминала преподавательница Иркутского Девичьего института В.П. Быкова52. Потеряв двух детей, губернатор и его жена хлопотали о создании в Благовещенске сиротского приюта. В духе времени они содействовали также открытию школ и библиотеки. Получив после смерти деда предназначавшуюся на благотворительные цели небольшую сумму (500 руб.), Буссе просил Корсакова устроить на эти деньги лотерею-аллегри в Иркутске, а средства от нее, как и от нескольких благотворительных любительских спектаклей в Благовещенске, направил приюту53.

Забота о налаживании светской жизни, о досуге и развлечениях подчиненных также была пронизана стремлением к облагораживанию местного быта. Множество мелочей и более крупных вещей, необходимых для цивилизованной жизни, приходилось выписывать из-за границы или из России. Буссе жаловался Корсакову: "В Благовещенске нет ни рояля, ни пьянино... жена страшно горюет" и просил приобрести инструмент для губернаторского дома на казенные деньги, "как это сделано в Чите и в Иркутске"54.

Личные качества губернатора – любовь к балам, театру, музыке – немало влияли на образ жизни общества. Служебная иерархия неизбежно сказывалась и во внеслужебной жизни, особенно на далекой окраине, где практически все так называемое общество составляли военные, чиновники и их жены. До отъезда в Благовещенск Буссе женился на молодой небогатой выпускнице Иркутского Девичьего института Е.М. Матвеевской, которая до замужества "принуждена была давать уроки, чтобы пропитывать себя"55. Не все в их жизни на Амуре складывалось удачно, они потеряли одну за другой двух маленьких дочерей, очень тосковали. Николай Васильевич даже выпросил разрешения перевести из Николаевска в Благовещенск своего двоюродного брата Ф.Ф. Буссе – будущего известного исследователя Дальнего Востока. А молодая губернаторша сумела превратить свой дом в центр общественной и культурной жизни. Правда, иногда это утомляло: просясь в кратковременный отпуск в Иркутск, Буссе писал Корсакову, что жена устала от "огромной непривычной хозяйственной деятельности, скверной дворни", приемных дней и обедов56. Кроме приемов и обедов, здесь устраивались любительские спектакли, вечера с танцами, живыми картинами, музыкой, чтением. С учетом этих функций строился казенный губернаторский дом – он был "очень красив, велик, с разными затеями"57, даже с зимним садом, где было 70 горшков с цветами и большая беседка, увитая плющом58.

Казенное содержание было единственным источником доходов этой семьи. Оно было довольно значительным: помимо жалованья по военному ведомству, Буссе полагалось 4 тыс. руб. губернаторского жалованья и столовых денег, 1,5 тыс. руб. разъездных и 1 тыс. руб. "на угощение и прием манджур и другие экстраординарные расходы"59. Собираясь в 1863 г. в отпуск за границу, Буссе подсчитывал, что жалованья и столовых ему должно хватить на десятимесячную поездку. Накануне же возвращения он сетовал, что поездка подорвала его финансовое положение, и просил выдать ссуду с последующим вычетом из жалованья60.

Сам Буссе и его деятельность оценивались современниками неоднозначно. П.И. Пахолков с одобрением отзывался о первом амурском губернаторе и отмечал, что первоначальное заселение "благодаря его благим распоряжениям совершалось чрезвычайно как благополучно, т.е. без особенных лишений для новых поселенцев", и даже утверждал, что "нужно благодарить Бога, что судьба послала на первый раз в Амурскую область такую личность"61. Характерно, что никто, даже из числа недоброжелателей, не упрекал первого амурского губернатора в личной нечестности и корыстолюбии. Но казаки жаловались на тяжелые условия жизни и произвол офицеров, нередко виня и главного военного начальника – так пишут Р.К. Богданов и П.В. Белокопытов. Сам Буссе относился к своей службе ответственно и заинтересованно; он решился выехать в Россию только после смерти одного за другим нескольких детей и писал: "Я очень хорошо знаю, что благороднее и лучше службы сибирской нет"; дела в области, где почти все начиналось при нем, ему были более интересны, чем весь остальной мир62. В июле 1866 г. он покинул Благовещенск, поблагодарив подчиненных, которые "изъявили желание на память" о нем поместить в библиотеке его портрет и просить назвать его именем женскую школу63. По дороге Буссе заболел и скончался, не доехав до Иркутска.

Н.В. Буссе был человеком своего времени и своей среды. К губернаторству он не был подготовлен ни воспитанием, ни образованием. Однако как честный, добросовестный и дельный администратор он сумел многое сделать для освоения новой далекой окраины России и заслужил, чтобы его имя сохранилось в ее истории.

Кавалер орденов: Св. Владимира 3-й и 4-й ст.; Св. Анны 1-й и 2-й ст. с короной; Св. Станислава 1-й и 2-й ст.

Примечания

  1. ОР РГБ, ф. 137, 73.25, л. 5. Письмо М.С. Корсакову от 31 авг. 1852 г.; л. 17 об. Ему же, от 16 сент. 1852 г.
  2. РО ИРЛИ, ф. 57, оп. 3, д. 65, л. 9 об.–10. Письмо Н.В. Буссе к М.С. Волконскому от 19 июля 1857 г.
  3. Венюков М.И. Из воспоминаний. Амстердам, 1895. Кн. 1: 1832–1867. С. 267.
  4. РГВИА, ф. 395, оп. 51, д. 1618, л. 1 об.–2.
  5. ОР РГБ, ф. 137, 73.27, л. 1–1 об., письмо Н.В. Буссе к М.С. Корсакову от 2 февр. 1862 г.
  6. ОР РГБ, ф. 137, 73.27, л. 18 об.–19.
  7. РГИА, ф. 1265, оп. 11, д. 104, л. 9.
  8. Там же, л. 18 об; ф. 1263, оп. 1, д. 3037, ст. 622, л. 484; ф. 1265, оп. 6, 1864 г., д. 81, л. 20–20 об.
  9. [Белокопытов П.В.] Из истории колонизации Приамурья: Дневник П.В. Белокопытова // Сибирский архив. 1914. № 1. С. 8–9.
  10. РГИА, ф. 1265, оп. 10, д. 160, л. 10 об.–11.
  11. Там же, оп. 11, д. 104, л. 18.
  12. Там же, оп. 6, 1864 г., д. 81, л. 9–9 об.
  13. ОР РГБ, ф. 137, 73.28, л. 3. Письмо М.С. Корсакову от 2 февр. 1863 г.
  14.  Богданов Р.К. Воспоминания амурского казака о прошлом, с 1849 по 1880 гг. // Зап. Приамур. отд. ИРГО. Хабаровск, 1900. Т. V, вып. III. С. 71.
  15. ОР РГБ, ф.1 37, 73.28, л. 3 об.
  16. Там же, 73.27, л. 13 об.
  17. ЦИА г. Москвы, ф. 864, оп. 1, д. 23, л. 72. Письмо М.С. Корсакову от 14 февр. 1860 г.
  18. РГИА, ф. 1265, оп. 9, д. 137, л. 20–20 об.
  19. ОР РГБ, ф. 137, 73.30, л. 6.
  20. РГИА, ф. 1265, оп. 11, д. 104, л. 3–4 об.
  21. РГИА, ф. 1263, оп. 1, д. 3037, ст. 622, л. 466.
  22. РГИА, ф. 1281, оп. 7, 1865 г., д. 68, л. 6.
  23. ОР РГБ, ф. 137, 73.31, л. 3 об.
  24. РГИА, ф. 1281, оп. 7, 1865 г., д. 80, л. 11 об.–12, 15, 22–22 об.
  25. ЦИА г. Москвы, ф. 864, оп. 1, д. 23, л. 66, 60 об.
  26. ОР РГБ, ф. 137, 73.28, л. 27–28 об.
  27. ОР РГБ, ф. 137, 73.28, л. 8 об.
  28. Пахолков П.И. Записки об Амуре // ОР РНБ, ф. 1000, оп. 2, № 1039, л. 46 об.
  29. РГИА, ф. 1265, оп. 11, д. 104, л. 12.
  30. ГАИО, ф. 24, оп. 1, к. 1143, д. 5, л. 392–395.
  31. ЦИА г. Москвы, ф. 864, оп. 1, д. 23, л. 62–62 об.
  32. Пахолков П.И. Записки об Амуре, л. 48 об.–49.
  33. Там же, л. 49.
  34. ГАИО, ф. 24, оп. 1, к. 145, д. 8, л. 464–467, 470. Формулярный список за 1856 г.
  35. Там же, к. 1474, д. 440, л. 163; к. 1965, д. 292.
  36. ОР РГБ, ф. 137, 73.30, л. 7–7 об. Письмо Н.В. Буссе М.С. Корсакову от 9 сент. 1865 г.
  37. ОР РГБ, ф. 137, 91.23, л. 17.
  38. [Ефимов И.В.] Граф Николай Николаевич Муравьев-Амурский перед судом профессора П.Н. Буцинского. Заметки и воспоминания И.В. Ефимова. СПб., 1896. С. 57.
  39. Пахолков П.И. Записки об Амуре, л. 47.
  40. ОР РГБ, ф. 137, 73.31, л. 5.
  41. Венюков М.И. Путешествия по Приамурью, Китаю и Японии. Хабаровск, 1970. С. 77.
  42.  ГАРФ, ф. 109, секр. арх., оп. 3, д. 1309, л. 15. Выписка из письма Д.В. Хитрова из Якутска К.И. Невоструеву в Москву от 1 окт. 1860 г.
  43. Крылов В. Административные документы и письма Высокопреосвященного Иннокентия, архиепископа Камчатского, по управлению Камчатской епархией и местными духовно-учебными заведениями за 1846–1868 гг. Казань, 1908. С. 213–215, 222–232; ОР РГБ, ф. 137, 91.23, л. 9 об., 10 об., 13.
  44. ГА РФ, ф. 730, оп. 1, д. 3191, л. 12 об. Письмо М.С. Корсакова Н.П. Игнатьеву от 18 апр. 1860 г.; ЦИА г. Москвы, ф. 864, оп. 1, д. 23, л. 250. Черновик письма М.С. Корсакова Н.Н. Муравьеву от 18 апр.1860 г.; там же, л. 166 об. Письмо Н.П. Игнатьева М.С. Корсакову от 14 мая 1860 г.
  45. ОР РГБ, ф. 137, 73.26, л. 11 об.–12. Письмо М.С. Корсакову от 1 июня 1861 г.
  46. Там же, 73.28, л. 24 об.–25. Письмо от 30 июля 1863 г.
  47. РГИА, ф. 1265, оп. 7, д. 239, л. 36 об.
  48. ОР РГБ, ф. 137, 73.30, л. 11. Письмо М.С. Корсакову от 14 дек. 1865 г.
  49. Там же, 73.31, л. 8 об. Письмо М.С. Корсакову от 20 февр. 1866 г.
  50. РГИА, ф. 1265, оп. 9, д. 137, л. 19 об.
  51. Сквирская Л.М. Краткий очерк истории журналистики на Дальнем Востоке в XIX – начале XX в. Владивосток, 1971. С. 11.
  52. [Быкова В.П.] Записки старой смолянки В. Б-вой. СПб., 1899. Ч. 2. С. 37. Запись от 7 янв. 1859 г.
  53. ОР РГБ, ф.1 37, 73.27, л. 36 об.–37.
  54. ОР РГБ, ф. 137, 73.30, л. 4 об. 30 янв. 1865 г.
  55. [Быкова В.П.] Записки старой смолянки. Ч. 2. С. 37.
  56. ЦИА г. Москвы, ф. 864, оп. 1, д. 23, л. 80 об.
  57. Кропоткин П.А. Дневники разных лет. М., 1992. С. 310.
  58. ОР РГБ, ф. 137, 73.31, л. 11 об. Письмо М.С. Корсакову от 20 марта 1866 г.
  59. РГИА, ф. 1265, оп. 7, д. 239, л. 36, 80.
  60. ОР РГБ, ф. 137, 73.28, л. 1. Письмо к М.С. Корсакову от 5 янв. 1863 г.; 73.30, л. 3–3 об. Письмо от 30 янв./11 февр. 1865 г.
  61. Пахолков П.И. Записки об Амуре, л. 46 об.
  62. ОР РГБ, ф. 137, 73.30, л. 1 об., 73.31, л. 9.
  63. ОР РГБ, ф. 137, 73.31, л. 18.

Ссылки

  1. Сектор археологической теории и информатики ИАЭТ СО РАН

Выходные данные материала:

Жанр материала: Научная работа | Автор(ы): Матханова Наталья Петровна | Источник(и): www.sati.archaeology.nsc.ru | Дата публикации оригинала (хрестоматии): 2000 | Дата последней редакции в Иркипедии: 15 марта 2019

Примечание: "Авторский коллектив" означает совокупность всех сотрудников и нештатных авторов Иркипедии, которые создавали статью и вносили в неё правки и дополнения по мере необходимости.