Буряты, скотоводство

В соответствии с классификацией народов мира по хозяйственно-культур­ному типу (далее ХКТ) буряты являются кочевниками-скотоводами сухих степей Евразии, существовавшему в данном ареале в течение трех тыся­челетий. Скотоводство, главное занятие бурят в XVII - начале XX в., определи­ло уклад жизни народа и специфику его материальной и духовной культуры. Хо­зяйство кочевых скотоводов, проживавших в пограничной зоне леса и степи, но­сило комплексный характер и представляло собой сложившуюся триаду (ското­водство, охота, собирательство и мотыжное земледелие). В хозяйстве бурят в XVII в. доминирующую роль играли кочевое и полукочевое скотоводство, дру­гие его отрасли — охота, собирательство, земледелие имели подсобное значение, и степень их развитости зависела от скотоводства.

Присоединение Бурятии к России дало новый толчок дальнейшему разви­тию экономики бурят: разрушается натуральный хозяйственный уклад, углубля­ются товарно-денежные отношения, формируются более прогрессивные формы ведения хозяйства, земледелие поднимается на качественно новый уровень. Рас­пространение и становление пашенного товарного земледелия в скотоводче­ском хозяйстве представляло собой длительный процесс, завершившийся толь­ко к середине XIX в. В разных районах расселения бурят степень интенсивности данного процесса была различной. Такая особенность определялась природны­ми условиями и исторической спецификой развития отдельных регионов. У бу­рят второй половины XIX и начала XX в. скотоводство и земледелие носили то­варный характер в основных, центральных районах их этнической территории. Для товарного скотоводства больше подходили обширные степные пространст­ва Забайкалья, а для товарного земледелия — плодородные почвы Предбайкалья. Как видно, этническая территория бурят относительно благоприятна как для скотоводства, так и для земледелия.

Распространение земледелия в хозяйстве бурят во второй половине XVIII -XIX вв. не могло не отразиться на состоянии основной отрасли - скотоводстве. Изменения здесь зависели от степени проникновения земледелия в общую струк­туру хозяйства: в Предбайкалье полностью исчезает кочевое скотоводство и стабилизируется полукочевой тип; в Забайкалье наряду с кочевым скотоводст­вом возникает и развивается полукочевое. Изменяется характер кочевания: для большинства районов Бурятии оно становится сезонным. Причем распростра­ненное в Предбайкалье в XVIII - начале XIX в. четырехсезонное кочевание сме­няется к концу XIX - началу XX в. в основном двухразовым (зимним и летним). Расширяются стойловое содержание скота и его подкормка в зимний период. Единственным районом, где до начала XX в. сохраняется кочевой тип хозяйствования, являлось Агинское ведомство, что было обусловлено его специфиче­скими природными условиями (Павлинская, Жамбалова. 1986. С. 237—261, 249).

Верно отмечено Е.М. Залкиндом, что "поскольку эволюция хозяйственных форм протекает относительно медленно, состояние хозяйства в восьмидесятых-девяностых годах XVII в. в значительной мере соответствует положению дел в более ранний период" (Залкинд. 1958. С. 165). В данный период основным заня­тием бурят, по мнению исследователя, было кочевое экстенсивное скотоводство, близкое по своему типу к скотоводству Монголии и Центральной Азии. Ампли­туда перекочевок была достаточно широка: они совершались часто на большие расстояния. Архивные материалы свидетельствует об этом. Например, из чело­битной табангутского Окин-зайсана 1699 г. явствует, что "для ясачного ... про­мыслу и за скудостью скотских кормов, кочуют они брацкие люди от Байкала моря со скотом вверх по Селенге выше Удинска на Иволгинские и на Оронгойские степи по вся годы с ведома из Селенгинска от приказных людей" (Залкинд. 1958. С. 166). Итанцинские буряты указывали еще более дальний маршрут сво­их перекочевок: "Они де к Еравнинскому острогу ездят кочевать для конских кормов по Уде, по Хилку, по Темлюю, по Оне и по Кудуну, по Курбе рекам ..." (Залкинд. 1958. С. 166). Препятствием для перекочевок не являлся и Байкал. Ко­чевья некоторых родов, как это было отмечено еще С.А. Токаревым, распро­странялись и на западное, и на восточное прибрежье Байкала (Токарев. 1953. С. 128-129). Это явление, по мнению Е.М. Залкинда, сохраняется и в XVIII в.

Наряду с систематическими перекочевками, ставшими традицией и прово­дившимися по "вся годы", необходимость дальних переходов нередко вызыва­лась различными стихийными бедствиями и желанием отыскать лучшие пастби­ща. Так, в 1693 г. "многие ясачные братские люди" откочевали от Байкала на Селенгу, объясняя свое продвижение тем, "что де у моря выпали снега велики, рогатому скоту и баранам у моря жить невозможно" (Залкинд. 1958. С. 167).

Однако следует уточнить, что в Забайкалье в конце XVII в. по разным при­чинам земельные отношения были нарушены и многие роды покинули насижен­ные ими места, сложившиеся издавна маршруты были изменены, "породные зе­мли" многими родами утрачены и поэтому порядок передвижений со стадами в некоторых случаях носил случайный характер (Залкинд. 1958. С. 168). Характе­ризуя этот период, М.Н. Хангалов отмечал, что "в это время наблюдается силь­ное движение бурят с одного места на другое" (Хангалов. 1958. С. 101—113, 105).

Присоединение Бурятии к России привело не просто к совместному дисперс­ному расселению русских и бурят на одной территории. Здесь помимо всего дру­гого встретились две диаметрально противоположные культуры (оседлые зем­ледельцы - кочевники-скотоводы). Эти типы хозяйства, с одной стороны, были несовместимы.

Хозяйство кочевников строилось на круглогодичном выпасе скота с расче­том постепенного освоения всех пастбищ, а земледельцы были заинтересованы в сохранении полей в течение всего года, так как и зимой они были засеяны ози­мыми. Это несоответствие интересов порождало массу спорных вопросов о по­траве пашен. С другой стороны, и это верно отмечено Л.Р. Павлинской, что зе­мледелие и скотоводство оказались взаимодополняющими, взаимостимулирующими типами хозяйства, позволяющими максимально использовать экологиче­ские ресурсы региона. Так же ценно ее предположение о том, что позитивному контакту двух разностадиальных обществ способствовал экзогенный фактор — характер самой культуры скотоводческого общества с высокой степенью мо­бильности как в прямом, так и переносном смыслах (Павлинская. 1995. С. 14-15).

Эти заключения исследователя относятся к XIX в. Что же касается более ранних периодов, то ею замечено, что в XVII в. существовало противоречие ме­жду земледельцами и скотоводами, которое разрешалось в то время то путем во­енного противостояния, то посредством мирных контактов (Павлинская. 1999. С. 219). По всей видимости, эта проблема в той или иной степени сохранялась и в дальнейшем, но уже не была такой острой. Этому способствовали адаптивные функции культуры, выработавшие хозяйственные инновации для успешного су­ществования этноса в новых условиях.

Противоречие двух хозяйственно-культурных типов, с одной стороны, ко­чевников-скотоводов и оседлых земледельцев с другой, выражавшееся в несов­местимости хозяйственных интересов, побуждает внести некоторые дополнения в высказанные ранее предположения. Л.Р. Павлинская и С.Г. Жамбалова впол­не резонно считали, что изменения в скотоводстве бурят зависели от степени проникновения земледелия в общую структуру хозяйства данного этноса (Пав­линская. Жамбалова. 1986. С. 249). Впоследствии С.Г. Жамбаловой выявлено, что на самом деле, трансформация скотоводства, выражавшаяся в том, что в Предбайкалье полностью исчезает кочевое скотоводство и стабилизируется по­лукочевой тип, меняется внутреннее соотношение видов скота, резко сокраща­ется поголовье лошадей и овец и пр., не всегда вызывается распространением земледелия в собственном хозяйстве бурят. Оказывается для этого этносу вовсе не обязательно осваивать новые формы хозяйства, как и случилось это с марги­нальными этническими группами бурят (ольхонские, окинские и др).

Экзогенная хозяйственная инновация, возникнув в определенной экологиче­ской нише, влияет на все составные устоявшейся традиционной системы и вле­чет к их изменениям. Однако, эти перемены не кардинальны, они носят скорее характер приспособления, адаптации к новым обстоятельствам. Тем более, что для Предбайкалья ситуация тесного соседства кочевников и земледельцев не была новой. Проблема конкретных исторических взаимоотношений скотовод­ческой культуры бурят и земледельческой культуры курумчинцев достаточно подробно рассмотрена А.П. Окладниковым (Окладников. 1976. С. 90).

На эту проблему обращал внимание М.Н. Хангалов, объясняя, что буряты были вынуждены оставить по недостатку земли "осенники" (намаржан) и "весенники" (хабаржан) и перейти на кочевание из зимников в летники. Из-за уменьшения пастбищ скот уже не мог по-прежнему ходить по разным местам. Сокращение земель происходило по следующей причине: "Бурятские земли по­степенно стеснялись со всех сторон русскими поселенцами, которые строили все новые деревни и заимки. Бурятский скот не мог по-прежнему привольно и сво­бодно пастись, так как русские поселенцы препятствовали этому, ведь скот, па­сясь на разных местах, травил хлеб и покосы" (Хангалов. 1958. Т. I. С. 107).

Буряты при стойловом содержании скота в этот период широко практикова­ли тебеневку (зимний выпас скота по ветоши). Хоринские и селенгинские буря­ты, переходя на полустойловое содержание скота в течение зимнего сезона да­вали животным двухразовую подкормку, а отелившимся - трехразовую (Асалханов. 1963. С. 58). Известен факт одноразового подкармливания домашних жи­вотных и значительные размеры тебеневки у ольхонских бурят, что свидетель­ствует о рациональном использовании местных ресурсов. Ограниченные про­странственные возможности не позволяли им подобно агинским бурятам пере­гонять скот с одного пастбища на другое.

В засушливые годы, когда потребность в тебеневке скота из-за неурожая се­на выше, мало- и среднеобеспеченные агинские буряты "составляли компании", договариваясь кому пасти овец и коз, кому гулевой скот и кому табун лошадей.

Дойных коров, мелкий и слабый скот оставляли на зимниках под присмотром стариков, жен и детей. А сами главы семейств и их подросшие сыновья угоняли гулевой скот к "отысканным или наслышанным удобным местам, конечно, где снегу мало". Точно также поступали богатые скотом домохозяева, осуществляя зимнюю пастьбу скота самостоятельно. Компаньоны и богатые скотовладельцы пасли гулевой скот почти по всему Забайкалью, в казачьих и крестьянских да­чах, в пределах Китая - в Монголии и Маньчжурии, платя во всех местах за "под­ножный корм" арендную плату "с числа всякой скотины и по числу дней стоян­ки" (Асалханов. 1963. С. 61).

Общеизвестно, что в XIX в. предбайкальские буряты, исходя из природно-климатических условий, особенностей ведения хозяйства и т.п., обладали мень­шим поголовьем скота, чем забайкальские. Однако, насколько была велика эта разница? Так, по данным М. Кроля, средний иволгинский бурят (30-40% населе­ния) имел до 50 голов крупного рогатого скота, 60-70 баранов и 10 лошадей. 10% этой группы бурят содержали до 100 голов крупного рогатого скота, 100-200 баранов и 20-30 лошадей. Самые богатые боргойские буряты держали более 200 голов рогатого скота, тысячу баранов и громадные табуны лошадей (Кроль. 1896. С. 5-11). В состоятельной семье закаменских бурят могло быть 50-100 лошадей, в богатой - 100-200, самые богатые владели табунами в 500 ло­шадей. В семье среднего достатка было обычно 20-30 дойных кобылиц. Были бедняки с 1-3 лошадьми. Стадо крупного рогатого скота в хозяйстве среднего достатка у закаменских бурят достигало 100 голов. Богатые семьи имели 200 го­лов и больше. Встречались хозяйства с 5-6 коровами (Галданова. 1992. С. 46,44). У агинских бурят в степных районах богачи содержали до тысячи лошадей и не­сколько тысяч овец. В лесистых местностях богатые хозяева имели 100—150 ло­шадей и 200-300 овец. Хозяин, имевший 10-15 голов рогатого скота, считался бедняком и в 20-е годы XX в. освобождался от уплаты сельскохозяйственного налога (Линховоин. 1972. С. 7).

 

Архивные материалы, представленные В.З. Жалсараевой, 1928 г. р. из ро­да батат, показывают, что ее бабушка Цыдыпова Дулгар, 1872 г. р., прожива­ющая в улусе Чик Тагалцар Ноехонского сельсовета Селенгинского аймака, после раскулачивания ее сына Цырен-Даши была в "1929 г. по имущественно­му положению зажиточная, имеет 3 лошадей, 24 коров, овец, коз 113 голов, домов 1, юрт 3, плуг 1, посевов 2,75 га. Платила сельхозналог 42 р. 50 коп. До революции 1917 г. имела имущество середняков, по сезону нанимала работни­ков. Кроме сельского хозяйства занимался сын его Цырен-Даши контрабан­дой..." Согласно Протокола допроса от 27 апреля 1931 г., в это время семья Цыдыповой Дулгар из 6 человек имела 3 лошадей, 1 молодняк, 6 коров, 30 овец и коз.

 

В дореволюционное время ольхонские буряты содержали в среднем на се­мью 30-40 голов крупного рогатого скота, 50-60 овец, также коз, от 3 до 5 ло­шадей, а некоторые имели табун в 10-20 коней. Согласно подворной переписи, приведенной П.Е. Кулаковым, в 1895 г. на одного хозяина в среднем приходи­лось лошадей - 2,38, лошадей рабочих - 1,82, овец и коз - 28,6, крупного рогато­го скота - 10,48. Всего скота в переводе на крупный - 15,77. По этим данным 17,4% хозяев не имели лошади вообще, а одной лошадью владели 36,8%, то есть всего 52,4% населения. Несмотря на приведенные мизерные цифры, далее он пытается с помощью сравнительной таблицы доказать, что ольхонские буряты были обеспечены скотом лучше, чем буряты трех других ведомств Иркутской губернии (Кулаков. 1898. С. 107, 108, 109, ПО). Это мнение представляется оши­бочным. Оно не согласуется с архивными данными о количестве скота у бурят Иркутской губернии 1840-1850 гг. Из шести ведомств наименьшее поголовье скота имели жители Ольхонского.

 

Также с трудом верится в то, что половина населения ведомства была безло­шадна или управлялась с одной лошадью. При таком положении дел вряд ли они смогли бы выжить. И.Г. Георги писал, характеризуя бурят: "Каждое семейство при промысле звериною ловлею и при собирании диких кореньев с нуждою мо­жет пропитать себе 20 разного скота, но имея оных 50 может содержать себя без нужды. Однако мерило благосостояния различно для разных групп. В Предбайкалье 100 скотин достаточно, а кто до 5 сот, тот весьма богат. Но между даур­скими бурятами некоторые имеют до 1 000 верблюдов, до 4 000 лошадей, от 2 до 3 тысяч рогатого скота, до 8 тысяч овец" (Георги. 1799. С. 28).

Буряты разводили пять видов скота и считалось, что наличие всего набора обеспечивает хозяину полный достаток. В бытовом обиходе буряты скот назы­вают словами ухэр мал, адуу мал, адуукан. Но для его обозначения существует также более поэтизированное обобщенное название табан хушуун мал ("пять видов скота"). Перечисляют их традиционно в следующей последовательности: морин эрдэни (букв.: "конь драгоценный"), ухэр (крупный рогатый скот), хонин (овцы), яман (козы), тэмэн (верблюды).

Скот для бурят - не только средство производства, но скорее дар богов, ко­торый надо холить и лелеять. Наиболее ярко такое представление проявилось в отношении к коню. Буряты осознавали неразрывную связь коня с человеком и особенно с хозяином, батором. Из пяти классических видов скота к XIX в. в Предбайкалье исчезают верблюды, о наличии которых здесь в XVH-XVIII вв. свиде­тельствуют архивные материалы. В Забайкалье их не стало к середине XX в.

Материалы, записанные у Д.Д. Дарижаповой из рода харгана (мотгон), родив­шейся в 1924 г. в улусе Судунтуй Агинского района, свидетельствуют о бытова­нии специализации скотоводческих хозяйств. Так, например, главным богатст­вом в хозяйстве ее родителей были овцы - 600-700 голов. Кроме того было око­ло 10 рабочих лошадей, коровы и 1 коза (козел), посвященная богу (кэргэртэй яман), которая ходила с колокольчиком и была украшена ленточками. Сколько коров у них было до коллективизации, она не знает, но вспоминает, что в самом начале Великой отечественной войны они в семье доили 8 коров. Верблюдов у них не было. Их семью не раскулачили только потому, что они ни одного дня не использовали труд батраков.

 

Их сосед по летнику, родственник Жамсаран бабай содержал в основном верблюдов. Их у него было очень много, он отдавал их в аренду для перевозки грузов. На них возили на продажу мясо и шерсть. Все вырученные средства он пускал на увеличение поголовья верблюжьего стада. Когда его раскулачили, оказалось, что в доме у них почти не было ничего ценного, так как все богатст­во хозяйства заключалось в верблюдах.

Локальные проявления особенностей ХКТ кочевников-скотоводов нашли отражение в видовом составе скота у бурят. В высокогорных районах прожива­ния закаменские и окинские буряты разводили яков-сарлыков (карлаг) и хайнаков (хайнаг) - помесь яка с коровой. Содержание этих животных, по мнению бу­рят, высоко рентабельно, так как яки и хайнаки почти не нуждаются в уходе, их молоко очень жирное, а мясо не уступает по качеству говяжьему и они незаме­нимы при перевозке грузов по узким горным тропам. Следует заметить, что в 90-е годы XX в., учитывая перспективы номадного животноводства, в хозяйства РБ завезены яки, от которых получено собственное потомство, а также хайна­ки. Эффективность содержания яков оказалась в три раза большей, чем содер­жание других видов скота (Тулохонов. 1996. С. 170).

Породы скота были в основном местные, хорошо приспособленные к при­родно-климатическим условиям края. Довольно обширный материал о породах скота Иркутской губернии представлен в работе И.А. Молодых и П.Е. Кулако­ва. Здесь имеется специальный раздел с их описанием и фотографиями, где по­именованы следующие породы крупнорогатого скота: бурятская местная, степ­ная бурятская, монгольская, "перерод холмогорской" (то есть помесь холмогор­ской и симментальской), тирольская. Две последние породы завез сюда из Рос­сии купец Малых. Коровы бурятской местной породы были неприхотливы, так­же как и монгольской. Представители степной бурятской породы по размеру крупнее двух предыдущих, их больше всего содержали в солонцовых степях Кудинской степной думы, в то время как монгольская порода была больше распро­странена в скудных каменистых районах Ольхона. Холмогорскую, симменталь­скую и тирольскую породы коров содержали русские жители городов и приго­родных селений. Дойным коровам этих пород нужна была значительная под­кормка в виде овсяной мякины и картофеля.

Лошади местных пород, несмотря на свой малый рост, были выносливы и стойки. Они хороши как верховые кони, "вынося перегоны 50-60 верст быстрой езды по неудобным каменистым дорогам, причем их не требуется даже подко­вывать. Замечательно долго могут выдерживать жажду. В обычное время их по­ят один раз в сутки" (Молодых, Кулаков. 1896. С. 92). В Иркутской губернии бы­ли распространены две породы овец - русские черные овцы и монгольские, бе­лые и пестрые (Молодых, Кулаков. 1896. С. 74-99).

Наличие трех основных видов скота (лошади, крупный рогатый скот, овцы) обеспечивало возможность круглогодичного выпаса и зимой спасало скот от па­дежа. Эта видовая сбалансированность стада является наиболее рациональной. Об этом свидетельствует следующий порядок выпаса скота в тяжелых зимних условиях. Для освоения зимнего пастбища сначала выпускали лошадей, которые разбивали копытами твердый покров снега, добирались до корма и съедали вер­хушки травы. Затем на это же пастбище выгоняли крупный рогатый скот, а за­тем остатки травы доедали овцы. Когда в суровые зимы с глубоким снегом скот совсем не мог достать корм, пастухи прогоняли по пастбищу табун лошадей сплошной массой и на это место выпускали пастись рогатый скот (Вяткина. 1969. С. 72-73). Конечно, такие формы выпаса характерны для хозяйств с ог­ромным поголовьем скота, содержащегося круглый год на подножном корму.

С.А. Токарев обращал внимание на то, что "скотоводство бурят заметно от­личалось от табунного скотоводства Монголии" и, прежде всего, преобладани­ем крупного рогатого скота, что не характерно для чисто кочевых степных на­родов (Токарев. 1953. С. 45). По мнению Е.М. Залкинда различия в скотоводст­ве забайкальских (коневодство) и предбайкальских (разведение КРС) бурят, за­фиксированное участниками академических экспедиций, произошло позднее XVII в. (Залкинд. 1970. С. 169).

Известно, что для круглогодичного выпаса и больших переходов лучше при­способлены лошади и овцы. К.В. Вяткина считает, что широкое разведение крупного рогатого скота у бурят связано с сокращением размеров кочевок и пе­реходом к полуоседлому и оседлому образу жизни (Вяткина. 1969. С. 72-73). М.Н. Хангалов, охарактеризовав все пять видов скота, замечает: "Но самую главную статью бурятского хозяйства все-таки составляет рогатый скот, кото­рый, главным образом, и доставляет бурятам насущный хлеб" (Хангалов. 1958. Т. 1. С. 231). По мнению И.А. Асалханова, заинтересованность бурят в развитии и увеличении поголовья рогатого скота вызывалось прежде всего его товарным характером. При этом он не упускает из виду и специфику стойлового содержа­ния скота (Асалханов. 1963. С. 73).

Стойловое содержание скота в зимнее время обеспечивало развитое сеноко­шение. Материалы показывают, что скотоводство у бурят выживало благодаря разумному сочетанию максимально длительного содержания домашних живот­ных на подножном корму и дозированной подкормки в зависимости от их воз­раста, физического состояния, а также от погодных условий.

П.Е. Кулаков приводит конкретные цифры рациона домашних животных. По его данным одна овца съедает за зиму 1 копну сена (5-6 пудов), 1 корова -4-5 копен, 1 рабочая лошадь - 15 копен сена (Кулаков. 1898. С. 114). Архивные сведения в целом подтверждают эти цифры за небольшим разногласием. По расчетам шестого Чернорудского родового управления лошадь потребляет 6 ко­пен сена, рогатый скот - 4, овца - 1, коза - 1/2 при весе копны 5 пудов (Жамбалова. 2000. С. 148). Понятно, что этот идеальный расклад годового рациона сильно корректировался суровыми условиями реальной жизни.

В годовом отчете за 1854 г. указывается, что на прокорм скота ольхонским бурятам нужно 18 950 копен сена. Видимо, осознавая, что потребное количест­во сена вряд ли будет заготовлено, дума далее заявляет: "Сильные порывистые ветра и погоды, сдувающие почти весь снег в здешнем гористом и степном мес­тоположении, дают способы к питанию скота во всю зиму засохшею в выпусках на корню травою" (Жамбалова. 2000. С. 148). Эта надежда на подножный корм выражается в архивных документах неоднократно. Прав Е.М. Залкинд, когда он пишет о XVII в.: "Вместе с тем не следует переоценивать бурятского сенокоше­ния. Заготовка кормов была несоразмерна с потребностью, и судьба стада еще добрых полтора столетия зависела от прихотей погоды" (Залкинд. 1970. С. 170-171).

Если верить статистическим сведениям, то в 1885 г. сена было заготовлено в несколько раз меньше необходимого. Однако это не ввергает в панику Ольхонское родовое управление, которое в примечании весьма оптимистично отме­чает: "Хотя по данным сведениям на прокорм скоту не хватает 56,345 пудов, но в виду того, что скот по бесснежности зимы пасется большею частью на горах и долинах, то скошенного количества сена будет достаточно" (Жамбалова. 2000. С. 148). Тем не менее, другие материалы показывают, что из-за плохого урожая сена жизнь бурят значительно отягощалась, так как его недостаток приходилось восполнять подножным кормом на бесснежных местах, что связано с определен­ными трудностями выпаса скота на морозе, частичной покупкой сена у жителей посторонних ведомств "на значительную по состоянию нашему сумму денег или отдавать туда на прокорм скота за кортом" (Жамбалова. 2000. С. 148).

В соответствии с хозяйственным календарем бурят летний сезон официаль­но числился с 15 апреля по 15 октября по старому стилю. В архивных докумен­тах есть многочисленные упоминания об этом. Эти даты отмечали скорее всего время начала и конца активного пастбищного сезона, а не сроки перекочевки из летников в зимники и обратно. С переездом на зимник и началом зимнего сезо­на не прекращался выпас основной массы скота. На летниках скот пасли по оче­реди (мал харюлха), соединяя в табуны лошадей, в стада крупный рогатый скот и в отары овец из разных хозяйств. Такая форма поочередного выпаса скота бы­ла характерна и для монголов.

Вряд ли можно согласиться с П.Е. Кулаковым, который отмечает, что об­щих поулусных табунов буряты не имели, коровы и овцы паслись в общем табу­не каждого отдельного домохозяина. Только некочующие буряты образовыва­ли табуны гулевых лошадей и пасли с 1 октября до последних чисел ноября в 10-15 верстах от улуса. Пастьбу производили по очереди соответственно коли­честву лошадей каждого домохозяина. Иногда нанимали пастуха, которому пла­тили с каждой лошади по 20 коп., по 1 фунту мяса и по 2 фунта хлеба в месяц (Кулаков. 1898. С. 113).

При небольшом количестве скота, которым владели буряты, выпас его от­дельными семьями был неприемлем в силу своей нерациональности. Кроме то­го, архивные данные говорят о выпасе скота с пастьбой по очереди. Этому соот­ветствует то, что в бурятской общине выгоны составляли общую собственность улуса в отличие от огороженных засеянных просом полей и сенных покосов. У агинских, селенгинских и хоринских бурят гулевой рогатый скот пасся днем без присмотра "по своей воле свободно", к концу дня сам возвращался к жилищам; дойные коровы паслись самостоятельно, но их пригоняли пораньше, для дойки в светлое время. Овец и коз пасли под присмотром, а телят держали в специаль­ных загонах-телятниках, где они могли пастись (Асалханов. 1963. С. 58, 60).

Овец летом пасли с раннего утра и до обеда, самый зной они проводили в за­гонах, а после спада жары их выгоняли снова. Лошади и крупный рогатый скот пасся весь день. Лошади паслись под наблюдением жеребца, который возглав­лял и организовывал табун (булэд ябаха - доел.: ходить семьей), а также охра­нял от волков. У бурят считается табуном 25 лошадей, где 24 кобылицы и 1 же­ребец (нэгэ азарга адуун). Самцы других видов животных такой особенностью не обладают. Скот любит пастись в степи, где вкусная солоноватая трава. Степ­ная трава с высоких холмистых мест наиболее питательна. Первосортной, луч­шей травой для скота у бурят считаются разновидности пырея (сяк ногоон, хухэ ногоон), они дают тучность животным. Чуть уступает им по качеству бутулга ногоон. Эти травы произрастают на тажеранах. Трава пойменных, низких, боло­тистых мест, является второсортной, малопитательной. Коровы едят цветущий ирис (сахилда). Животные любят цветущий подснежник, в пору его цветения бе­гают в его поисках.

Качество и питательность трав на пастбищах, со слов Л. Линховоина, мож­но было определить по следующим признакам: хорошая трава отрывается у са­мого корня, имеет красноватый оттенок и сладковатый вкус; плохая трава от­рывается посредине стебля, имеет белый оттенок и горьковатый вкус. В иные годы у травы питательной бывает лишь верхняя ее часть, а в иные - нижняя, у корня. На северной стороне гор трава тоньше в стебле, поэтому лучшей счита­ется ветошь с южных склонов. Хороши пастбища, где встречается больше мы­шиных запасов. На хороших пастбищах лошади оставляют крупный и цельный помет, а на плохом - твердый и черный. Коровы, а особенно лошади, которые могут добыть себе пищу буквально из-под земли, копытами доставая корни тра­вы, неприхотливы и в основном сами выбирают пастбища. Овец нужно пасти, соблюдая особые правила смены пастбищ. Летом их лучше пасти на холмах и увалах, а утром избегать росных низких мест, чтобы не заболели гнилостно-ко­пытной болезнью (бальшируу). Осенью овец надо держать скученно и хорошо поить, а пасти дней 15-20 по ветоши, затем перегонять на пастбища, где растет синий ирис (сахилза), тогда они чувствуют себя крепче и меньше тощают. Очень хорошо пасти по отаве и на солончаковых местах - они становятся жирнее, а шерсть длиннее и гуще. Осенью их нельзя быстро перегонять с места на место, тогда они теряют в весе (Линховоин. 1972. С. 10-11).

Буряты доили коров, кобыл, овец и коз. Большая часть их доилась только в летнее время, когда они хорошо кормились и были упитанными, а также про­должался период выкармливания молодняка (лактация). Правда, это не говорит о том, что коров не доили зимой. Хорошие условия содержания скота в это вре­мя года, включая достаточный корм, теплые стойла и уход, окупались сполна хорошими надоями. Об этом свидетельствуют архивные данные 1827 г.: "многие при запасении достаточного количества сена, скота оным довольствуя, получа­ют от дойных коров молоко, да и весьма немалом числе в зимнее время. В зим­нее время таковые коровы телятся и посему и ведется у них беспрестанно кумыс или так называемой по братски курунгуй, из которого по выкурке молочного тарасуна делается на употребление в пищу арса" (Жамбалова. 2000. С. 159).

Коров и кобылиц доили так называемым подсосным методом. Когда подпу­скают детеныша, матка успокаивается и дает молоко (эбэлхэ). Затем теленка или жеребенка привязывали рядом к специальной веревке и сдаивали молоко (haxa, шоптород haxa), оставляя для молодняка специальную порцию. После дойки матки некоторое время находились вместе с детенышами, затем их разво­дили. Судя по материалам М.Н. Хангалова, бурятские коровы без теленка сов­сем не доились, и если теленок пропадал, корова переставала давать молоко. Во избежание этого старались либо подменить его другим, похожим, или из шкуры делали чучело (Хангалов. 1958. С. 234).

 

Дояры сидели на низких скамейках сбоку коровы. Лягающимся коровам стреножили две задние ноги. Перед дойкой кобыле привязывали специальной веревкой одну переднюю ногу, подворачивая ее в коленном суставе. И.Г. Геор­ги писал: "Кобыл доят как и коров, для чего жеребят и телят держат на привя­зи ... Когда женщины доят кобыл, то подгибают у оных одну ногу, надевая через колено веревочную петлю, и на трех ногах стоит" (Георги. 1799. С. 28). Кобы­лиц доили как мужчины, так и женщины. Вообще мужчинам, если была необхо­димость, было не зазорно доить и других животных.

 

По архивным данным видно, что мужчины смотрели за скотом. При описа­нии случая нападения волка на семидесятишестилетнего человека, говорится, что сын его в это время ухаживал за скотом. В споре о преднамеренном нанесе­нии увечья Баину Бархонову взыскивается с виновного, кроме прочего, 3 руб. серебром за то, что он не мог смотреть за скотом, и вынужден был нанять ра­ботника (Жамбалова. 2000. С. 160).

Молоко сдаивали в подойники, которые нельзя употреблять в других целях -грехом считалось черпать ими воду из реки. Подойники были берестяные, сшитые волосяными нитками, а также деревянные, дужки им плели из конского волоса.

Естественно, скот поставлял бурятам мясо. Забивали жирных, здоровых особей. Животных, предназначенных на убой (байтаhан) специально откармли­вали. Буряты делили скот на животных с горячим дыханием (халуун хушуутаймал), куда относили овцу и лошадь. Считается, что у них теплое дыхание, а мя­со полезное и целебное. Животные с холодным дыханием (хуйтэн хушуутаймал) - это корова и коза.

В целях регулирования состава стада ольхонские буряты кастрировали жи­вотных, оставляя для воспроизводства отдельных производителей. По данным И.Г. Георги: "Для двадцати кобыл одного жеребца, для пятидесяти коров быка, прочих кладут, у жеребцов разрезают ноздри" (Георги. 1799. С. 28). Были специ­альные мастера, которых приглашали для проведения операции (dahaxa, заhаха, имнэхэ). Баранов и бычков холостили до одного года, а коней — с 2 лет. М.Н. Хангалов отмечает, что у унгинских бурят при кастрировании (акталха, арилгаха) скота особых религиозных обрядов не делали, но в течение несколь­ких дней, пока скот полностью не поправится, молочную пищу никому чужому не давали — скот может пропасть или будет плохо поправляться (Хангалов. 1959. Т. 2. С. 219). Самцов-производителей оставляли в небольшом количестве: же­ребцов 1-2 в табуне, быков 3-4, баранов 1-2. Оставлять больше нельзя, так как они не уживаются. Плату за такие услуги не брали, эти животные ходили сво­бодно. Окот овец проходил в начале весны. Баранам в летнее время подвязыва­ли кожаные мешочки. Это практиковалось и в других районах, агинские и зака-менские буряты подвязывали баранам берестяные щиты (хуг).

Для хозяйственных работ наряду с лошадью использовали вола (дуртэй ухэр). На нем возили дрова, сено, воду, с ним легче управляться, чем с лошадью, да и седлать быстрее, но ходит он медленно. Вол очень сильный, только его на­до хорошо кормить, так же как лошадь.

Сенокошение было известно бурятам еще задолго до прихода русских. Об этом свидетельствуют архивные материалы XVII в., приведенные С.А. Токаре­вым (Токарев. 1953. С. 45). Более того, А.П. Окладников, сравнивая бурятские производственные термины с якутскими, выявил в них тюркский пласт и при­шел к выводу, что сенокошение у бурят, также как у якутов, восходит к курумчинской культуре (Окладников. 1959. С. 176). Возникнув еще у курыкан, тради­ция сенокошения приобрела ту устойчивость, которая способствовала ее сохра­нению на протяжении последующих веков даже при возросшей роли кочевого типа скотоводства в хозяйстве предбайкальских бурят.

Об автохтонности сенокошения и достаточно развитой технологии произ­водства грубого корма свидетельствует следующее утверждение: "У бурят ... не­достаток сена чувствуется только в самые засушливые и неурожайные годы, а в средние годы они сдают в аренду и продают много сена и на корню, и зародами, и возами. У русских же повсеместно чувствуется большой недостаток в сене" (Молодых, Кулаков. 1896. С. 50). Конечно, заготовка сена на продажу практико­валась у бурят, проживающих в центральных районах Предбайкалья, в которых впоследствии получило широкое распространение земледелие. И это не случай­но, так как полукочевники осваивая данную производственную новацию, имели уже достаточный аграрный опыт. В литературе отмечалось, что место, расчи­щенное под покос, иногда после дополнительной обработки, распахивали и пре­вращали в пашню. Весьма уместно также замечание о том, что "Утуг в хозяйст­ве всех иркутских бурят такое же обязательное угодье, как пашня у русских кре­стьян-земледельцев" (Молодых, Кулаков. 1896. С. 51, 53).