Археологические памятники Иркутска

Местность, занимаемая ныне Иркутском, на­чала осваиваться человеком в древнекаменном веке. Здесь с Ангарой сливаются Иркут и не­когда полноводная Ушаковка, а невысокие хол­мы и широкие долины — места, очень удобные для рыболовства, охоты и собирательства. Не случайно в этом районе выявлено множество по­селений и могильников каменного, бронзового и железного веков. Это палеолитические поселения возле военного госпиталя и курорта «Ангара», мезолитические стоянки на Верхоленской Горе, в роще «Звездочка» и на бульваре Постышева. Поселения и могильники эпохи неолита и брон­зы расположены на правом и левом берегах Ан­гары от плотины ГЭС до спорткомплекса «Ди­намо» и устья Иркута. Иркутск является одним из немногих городов, где до нашего времени со­хранились и исследуются археологические памят­ники каменного века. Район города, охватываю­щий участок от рощи «Звездочка» до устья Ир­кута, известен уникальными могильниками, дав­шими ученым богатый материал для выделения двух археологических культур эпохи неолита и ранней бронзы юга Восточной Сибири — китойской и глазковской. Научное значение этих мо­гильников определяется прежде всего обилием погребений, дающих ценные сведения о матери­альной и духовной жизни людей каменного века, об их облике, физическом развитии, болез­нях.

Материалы раскопок есть в экспозициях Ир­кутского государственного объединенного музея, включены в экспозиции Государственного Эрми­тажа, Государственного Исторического музея, Национального музея США, демонстрировались в Париже и на региональной выставке XI Конг­ресса международного союза по изучению чет­вертичного периода (ИНКВА), проходившего ле­том 1982 г. в Москве. Во время байкальских экс­курсий ИНКВА места древних захоронений по­сещались ведущими советскими и зарубежными специалистами. Здесь побывали ученые из США, Канады, Японии, Китая, Польши, Чехословакии, Венгрии, Румынии, Болгарии, Франции, Англии, Швейцарии и других стран.

Наш рассказ пойдет о том, чем и как были открыты начиная с 1871 г. древние поселения и могильники на территории нашего города, о тра­гической судьбе находок в прошлом и успехах современников в спасении этих интересных ар­хеологических памятников.

Военный госпиталь. Памятник расположен на одной из возвышенностей правого берега реки Ушаковки, в приустьевой части, на территории военного госпиталя (Куйбышевский район). От­крытый еще в прошлом веке, он стал первым палеолитическим памятником не только на тер­ритории Сибири, но и России. Значение памят­ника состоит не только в том, что с его откры­тием положено начало отечественному палеолитоведению, но еще и в том, что впервые были обнаружены предметы палеолитического искус­ства.

В 1871 г. при рытье котлована под фундаменты здания военного госпиталя поздней осенью ра­бочие землекопы обнаружили необычные наход­ки: цилиндры из бивня мамонта, осколки кам­ня, напоминавшие какие-то орудия. Находки попали в руки члена Географического общества В. А. Бельцова, а он в свою очередь обратился к энтузиастам-исследователям, ссыльнопоселен­цам полякам И. Д. Черскому и А. Л. Чекановскому. В первый год под их наблюдением были проведены первые на территории Иркутской об­ласти археологические раскопки. Решающую роль в исследовании памятника сыграл в то время только начинающий ученый-самоучка, польский революционер, человек огромного мужества и самоотверженности Иван Доминикович Черский. Благодаря его настойчивости Географическое об­щество выделило деньги на раскопки, и в тече­ние 1872—1873 гг. удалось получить уникальные данные по древнейшему прошлому человечества.

По наблюдениям исследователей, памятник имел культурный слой, достигавший мощности 40 см и находившийся на глубине до 2,10 м. Не­смотря на незначительный масштаб раскопок, результаты превзошли ожидания. Вместе с кос­тями первобытного быка, лошади, крупных птиц, раковинами наземных моллюсков были найдены многочисленные отщепы, изделия из сферосидерита (очевидно, наконечники копий), плоский оббитый кусок кварца (рубящее орудие?), укра­шения из клыков оленя, орнаментированные из­делия из бивня мамонта — цилиндрические стол­бики, просверленные посередине, шаровидный предмет, кольца.

По достигнутому соглашению уникальная коллекция изделий отошла в собственность В, А. Бельцова, и впоследствии ее следы затеря­лись во времени. Сейчас можно предположить лишь две версии относительно судьбы этой кол­лекции. Первая — переданная в фонды краевед­ческого музея, она погибла в огне пожара 1879 г., и вторая — была утеряна родственниками В. А. Бельцова после его смерти. Последняя ка­жется предпочтительнее. Об этом писал в днев­никах и сам И. Д. Черский.

Первым, отнесшим Военный госпиталь к па­леолиту, был известный русский археолог Уваров. Но ограниченный характер работ Черского и Чекановского, отсутствие методики вскрытия стоянок каменного века оставляют место для неуверенности в вопросе датировки памятника. Не вызывает сомнения, что это поздний отдел палеолитической эпохи, но конк­ретизировать эту приблизительную датировку за­труднительно.

М.М. Герасимов, вслед за Б.Э. Петри, счи­тает, что датировать памятник можно еще в бо­лее широком диапазоне каменного века (ран­ний отдел позднего палеолита — неолит) на том основании, что в коллекции Военного госпиталя вместе с плейстоценовой фауной присутствуют «несомненно поздние, неолитические предметы: керамика, наконечники стрел и т.д.».

В 1935—1938  гг. И.В. Арембовским и Л. Н. Иваньевым была предпринята попытка оп­ределить точное место раскопок в районе воен­ного госпиталя. Исследования были продолжены в 1951—1952 гг. В результате планомерных экс­курсий и наблюдений стоянку удалось увязать с III террасой реки Ангары. Покровные отложе­ния террасы подразделялись ими на три горизон­та: гумус, лесс, лессовидный суглинок. На глу­бине 1,80—2,20 м между лессовидным суглинком и лессом зафиксирован отчетливо выраженный горизонт погребенной почвы, продолжающийся в сторону госпиталя. Горизонт насыщен фаунис-тическими остатками. В 1,5 км от места раско­пок Черского и Чекановского из такого же по характеру слоя удалось извлечь челюсть носо­рога и дисковидное орудие из сферосидерита.

Необычная судьба коллекции памятника и в то же время уникальность сделанного открытия всегда привлекали к Военному госпиталю вни­мание разных исследователей.  Появилось множество публикаций, в которых материалы памят­ника привлекаются для самых различных науч­ных построений, порой взаимоисключающих. Появились научные публикации, явно спекуля­тивного толка (В. Е. Ларичев, Ю. А. Мочанов), что породило ответную волну отрицания мате­риалов Военного госпиталя и их научного зна­чения. Это положение вещей, а также необходи­мость проведения охранных мероприятий заста­вило археологов вновь обратиться к изучению Военного госпиталя.

Исследования 1980 г. (И. Л. Лежненко, М. П. Аксенов) носили ограниченный характер — определение размеров охранной зоны памят­ника с учетом характера и планировки терри­тории военного госпиталя. Было установлено, ка­кое именно здание закладывалось в 1871 г.

В 1984 г. шурфовочные работы на площади Военного госпиталя и прилегающей территории производились научным сотрудником Лаборатории археологии и этнографии ИГУ Е. М. Инешиным и студентом исторического факультета А. А. Хамнушкиным. В одном из шурфов, в 150 м от угла здания, построенного в 1871 г. (в сторо­ну ул. Киренской), на глубине около 1 м была найдена кость бизона и небольшое кварцитовое скребло. Впоследствии на этом месте проведены широкие археологические спасательные работы. Для комплексного изучения памятника привлече­ны ученые-естественники — палеопочвоведы, фи­зики, палеоботаники, палеонтологи. Полученные данные с использованием новейших методик по­левых и кабинетных исследований позволили снять сомнения в подлинности древности памят­ника и углубить наши знания о нем. В институ­те геологии АН СССР в Москве Л. Д. Сулержицкий получил абсолютную дату по кости бизона, современника древних людей,— 29 000 лет назад. Таким образом, была восстановлена научная ре­путация памятника и подтверждена высокая научная значимость и перспективность уникально­го археологического объекта.

Высокое междуречье Ангары и Каи, именуе­мое часто Кайской горой, на севере спускается вниз уступами берега реки Иркут. На этой при­родной возвышенности находится старая часть нынешнего Свердловского района города Иркут­ска — бывшее Глазковское предместье.

Первые археологические находки Глазковского некрополя были сделаны при рытье котлова­на под фундамент каменного здания приюта для новорожденных младенцев, постройку которого на свои средства осуществлял В.П. Сукачев. Ныне это здание поликлиники № 5 Свердлов­ского района, расположенной над вокзалом. Ра­боты начались летом 1887 г., а в. один из осен­них дней Николаю Ивановичу Витковскому, кон­серватору музея Восточно-Сибирского отдела Рус­ского географического общества, по-видимому, через самого В. П. Сукачева стало известно, что в котловане размером приблизительно 20 на 30 м были обнаружены древние погребения. Когда Н.И. Витковский прибыл на место, погребения уже были разрушены рабочими. Ему удалось со­брать лишь 6 черепов и немного предметов. За­фиксировать положение погребенных не было никакой возможности: кости были выброшены в отвал, а сами рабочие давали путаные сведе­ния. По словам некоторых из них можно было догадаться, что погребенные находились в сидя­чем положении, лицом на восток, другие это от­рицали. На одной из светлых глинистых стенок котлована отчетливо виднелись томно-серые пят­на разного размера. Витковский, знавший, что так выглядят в разрезе ямы, распорядился рас­копать их. Часть из них действительно оказались круглыми, заполненными остатками древесного угля ямами, дно которых выстилали закопчен­ные, обожженные гальки. Угли шли вперемешку с фрагментами керамики и разложившихся костей. В одной из ям был найден кусочек бивня мамонта. При раскопках самого большого пятна диаметром около полутора метров обнаружили нетронутое погребение. Сразу бросалась в глаза неровность дна могилы — изогнутый позвоночник был значительно ниже черепа и ног. Правая, со­гнутая в локте рука лежала на груди так, что кость ее находилась под головой слева, кисть левой руки лежала на локте правой. Общее по­ложение погребенного — вниз по течению Ан­гары. Ноги согнуты в коленях почти под пря­мым углом. На черепе лежали две просверлен­ные подвески из расщепленного клыка кабана. Собранные черепа и другие находки Николай Иванович Витковский передал в музей отдела Географического общества, не настаивая на про­изведении дополнительных раскопок, более то­го, сообщение о произведенных работах появи­лось лишь через два года.

Еще при жизни Н.И. Витковского в 1891 г. в Иркутск из олекминской ссылки приехал вид­ный в прошлом народоволец Михаил Павлович Овчинников. Он прекрасно знал все археологи­ческие местонахождения левого берега Ангары, и, когда пришло известие о прокладке Сибирской железнодорожной магистрали через Глазковское предместье, М. П. Овчинников понял, что подав­ляющее большинство памятников попадает в по­лосу магистрали и, вероятно, погибнет.

Первоначально железнодорожный путь оста­вался на большей части протяженности одноколейным, лишь у вокзала сделали запасные пути. На станции не было еще многочисленных хозяй­ственных построек и товарного двора. Соответ­ственно и полоса отчуждения оказалась невели­ка — под снос попала только Набережная ули­ца. Еще от прежних домовладельцев было из­вестно о постоянных находках в этих местах че­репов и костей, часть из которых передавалась осторожными обывателями в полицию. Поэтому естественно, что при  строительстве  железной дороги находили много черепов и костей.

По  воспоминаниям М.  П.  Овчинникова,  он пришел на строительство 17 мая 1897 г. и, про­ходя по возводимой железнодорожной насыпи, случайно нашел черепа без челюстей, валявшиеся на поверхности. «Осмотрев черепа, я догадал­ся,— пишет далее Михаил Павлович,— что они вырыты из косогора рабочими около Сукачевского детского приюта. Поднявшись в гору, я нашел еще один череп и массу костей, разбро­санных по земле, совершенно побитых кайлами и лопатами». Даже спустя семь лет, в 1904 г., М. П. Овчинников в статье «Материалы для изу­чения памятников древностей в окрестностях г. Иркутска» не может скрыть горечи при опи­сании увиденной им картины разрушения. На строительстве работали главным образом при­влеченные относительно высокими заработками татары, черкесы, башкиры. Едва понимая по-рус­ски, они, конечно же, не знали ценности нахо­док. При раскопках выяснилось, что все найден­ное сваливалось в насыпь. Кости, черепа и неф­ритовые изделия  умышленно разбивались, себе рабочие брали только кольца из белого нефрита. Способ добычи грунта для насыпи был несло­жен: землекопы на отведенном участке, «забое», подкапывали стену косогора, устраивали обвал, после чего на тачках развозили глину и песок. Именно в обвалившихся пластах встречались це­лые погребения или их части. Огромный интерес представляли зачищенные  стенки — там порой можно было увидеть горизонтальные разрезы по­гребений, линии культурного горизонта, очажные пятна.

Грандиозные земляные работы 1897 г. почти не затронули территории дачи «Луна», но рас­ширение станции и подъездных путей к ней по­требовало переместить полосу отчуждения выше в гору. В 1898—1900 гг. происходит продажа участков и переселение жителей, а весной 1901 г. начинаются новые земляные работы. На сей раз основной объем их планировалось выполнить око­ло дачи «Луна». Часть дачи была куплена вмес­те с постройками, лес вырублен, а в районе Пон­тонной улицы начато строительство виадука — перехода через железнодорожные пути. Землю для отсыпки брали из пологого склона, спускаю­щегося к мысу у слияния рек Ангары и Иркута. Пытаясь изменить негативное отношение ад­министрации железной дороги к археологическим находкам, Восточно-Сибирский отдел РГО через своего активного сотрудника И. И. Попова, ре­дактора газеты «Восточное обозрение», поместил следующую заметку под заголовком «Археологи­ческие находки»: «Работами по устройству же­лезнодорожного полотна вдоль левого берега Ан­гары... установлено существование древнейшей стоянки человека по сбоим берегам верхней Ан­гары, на протяжении не одного десятка верст. Находимые здесь остатки относятся к периоду употребления человеком орудий из камня и кос­ти. Остатки эти представляют богатейший ма­териал доисторической эпохи и состоят из чело­веческих костяков, некогда здесь погребенных, из топоров, ножей, долот, ломов и разнообраз­ных орудий из кремня, нефрита и камня, из кос­тяных шильев, рыболовных крючков и т.п.; из украшений в виде подвесок из кости, бус из ка­кой-то мастики, пряжек из нефрита, множества предметов неизвестного назначения, сделанных из камня по одной форме, но разной величины, из горшечных черепков с различными орнамен­тами и т. п. Обращают на себя, между другими предметами, внимание длинные костяные плас­тинки трехгранной формы, верхняя часть кото­рых грубо отделана в форме головы и челове­ческого лица, причем на следующей части плас­тинки нанесен довольно простой орнамент из ряда прямых прочерченных линий, составленных в чередующиеся между собой группы прямо и наискось поставленных линий...»

Размеры разрушенных могильников были гран­диозны. Если Витковский раскопал на Китое око­ло двух десятков могил, то еще в мае 1897 г., в начале строительства, рабочие уничтожили только в районе приюта свыше 1С0 черепов. М. П. Овчинников считал, что кладбище шло по косогору возвышенности от рощи «Звездочка» до реки Иркут. Ширина полосы — 30—40 м. Цент­ральные захоронения, наиболее массовые, были определены у дачи «Луна», и приюта Сукачева. Личные наблюдения и собранные предметы поз­волили Михаилу Павловичу сделать ряд интерес­ных наблюдений. Так, захоронения у приюта Су­качева в большинстве своем были неолитические, а у дачи «Луна» к ним добавились многочислен­ные могилы с бронзовыми изделиями. Могилы эпохи бронзы были найдены и у Глазковской церкви (ныне — разрушенное здание бывшего ки­нотеатра «Заря»), Материалы некоторых погребений позволили предположить наличие в общей массе захоронений могил переходного от палео­лита к неолиту периода, но, не имея достаточно полных доказательств, Овчинников не решился включить сведения о них в отчет о работе. В даль­нейшем, до 1917 г., район станции посещался им неоднократно, но без существенных результатов. Это позволило сделать вывод, что памятник унич­тожен и новых находок, по-видимому, не будет. Не обратили внимания и на случайную находку 1915 г. При постройке здания железнодорожной школы было разрушено погребение, часть ин­вентаря из которого передали в музей.

Никто тогда не мог предположить, что это первый шаг к новому открытию — могильнику на Кайской горе в саду для велосипедных про­гулок, известному под названием «Циклодром».

Новая эпоха в исследовании могильников в бывшем Глазковском предместье связана с именем всемирно известного антрополога и архео­лога, человека, разработавшего метод пласти­ческой реконструкции лица по черепу, Михаила Михайловича Герасимова. В Глазково прошло его детство, здесь он впервые подумал о возможнос­ти воспроизвести внешний облик древнего че­ловека. В 1919 г., будучи членом кружка «Друзья музея», М. М. Герасимов вместе с товарищами обследовал те места, примыкающие к берегу Ангары, где в конце прошлого и начале нынеш­него века находили ископаемые остатки индуст­рии каменного века. Он отмечал, что находки в Глазково представляют собой ряд небольших групп захоронений, которые располагались по краю высокой 30-метровой террасы левого бере­га Ангары.

Но главное открытие было сделано в 1928 г. на выположенном террасовидном участке Кайской горы возле стадиона «Циклодром», При рытье ямы под качели на площадке перед фут­больным полем рабочие обнаружили погребе­ние, окрашенное в красный цвет... В результате раскопочных работ, проведенных М. М. Гераси­мовым под руководством профессора Иркутско­го университета Б. Э. Петри, была открыта но­вая серия погребальных комплексов, относящих­ся к раннему отделу новокаменного века, во­шедшая в археологическую литературу под наз­ванием «Циклодром», «Локомотив». Всего было вскрыто пять могил. На уровне погребений ямы оказались окрашенными в красный цвет извест­ной в древности минеральной краской — крова­виком. Хорошо документированные материалы раскопок дали возможность автору в 1955 г. выступить с пересмотром и дополнением схемы развития неолитических культур Прибайкалья, предложенной и обоснованной А. П. Окладни­ковым в 1937—1950 гг.

В 1947—1970 гг. в районе парка имени Па­рижской Коммуны и прилегающих к парку участков на улице Маяковского, а также на улице Джамбула проводилось большое количество зем­ляных работ, связанных с перепланировкой до­рожного полотна, выравниванием откосов доро­ги, прокладкой коммуникаций и рытьем котло­ванов под строительство домов. На всех этих участках было вскрыто свыше 24 погребений новокаменного века, которые изучались сотруд­никами краеведческого музея, университета и других учреждений П. П. Хороших, Л. Н. Инаньевым, А. И. Казанцевым. В раскопках 1958— 1970 гг. принимали участие тогда студенты, а ныне ведущие специалисты, иркутские археоло­ги: -доктор исторических наук Г. И. Медведев, кандидаты исторических наук В. В. Свинин, М. П. Аксенов, Г. М. Зайцева (Георгиевская), за­ведующий Лабораторией археологии и этногра­фии ИГУ Н. А. Савельев. Наибольшее количе­ство могил обнаружили на месте строительства электрической подстанции в парке имени Па­рижской Коммуны. Находки из погребений экс­понировались в Иркутском государственном объ­единенном музее. Материалы исследований были опубликованы П. П. Хороших и А. П. Окладни­ковым в нескольких сборниках, вышедших в Ир­кутске и Новосибирске. В этот же период был поставлен вопрос о музеефикации памятника.

В течение последующих 10 лет строительные работы в зоне могильника не производились, а археологические работы не возобновлялись.

В начале января 1980 г. Лаборатория архео­логии и этнографии Иркутского государственно­го университета вновь подняла вопрос о необ­ходимости исследования погребальных комплек­сов в парке имени Парижской Коммуны, точного определения охранной зоны памятника. Инициа­тива была поддержана Свердловским райиспол­комом и областным отделением ВООПИК. Археологические раскопки были ускорены земля­ными   работами   связистов,    начавших   летом 1980 г. прокладку новых кабелей по улице Мая­ковского и в парке им. Парижской Коммуны. Около здания райисполкома и электроподстан­ции вновь обнаружились древние захоронения. Пункты у подстанции и райисполкома разделя­ло расстояние в70 м. Земляные работы были немедленно прекращены. Раскопки возглавили Г.И. Медведев и Н.А. Савельев. При обследо­вании территории выяснилось, что могилы рас­полагаются группами на невысоких буграх вос­точного борта распадка, рассекающего парк им. Парижской Коммуны и улицы Маяковского с севера на юг. В течение шести лет здесь вскры­ли 41 погребение, а вообще за время всех лет ис­следований археологами зафиксирована 71 древ­няя могила. В них находилось 115 погребенных. Захоронения были одиночными, парными и кол­лективными. В рельефе современной поверхнос­ти эти могилы никак не, проявлялись. Отсут­ствовали также какие-либо внутримогильные сооружения. Умерших укладывали в овальные или прямоугольные в плане ямы, которые вы­капывались на глубину от 0,3 до 2,5 м. Глубина, видимо, зависела от времени года. Погребаемых обильно посыпали охрой. Представления о крас­ной краске как крови мертвых, источнике жизни и средстве воскрешения покойников, обитающих в утренней или полуночной стране, очевидно, лежат в основе этого ритуала. Дошедшие до нас останки людей — скелеты и находящиеся вокруг них предметы оказались интенсивно окрашенны­ми в красный цвет.

В основе погребального обряда древних «ир­кутян» лежали анимистические представления, исходя из которых умершего сородича наделяли ' необходимым производственным инвентарем, час­тями животных, украшениями. Предметы, состав­ляющие сопровождающий покойника материал, в могилу, видимо, укладывались в сумках, так как расположены были компактными группами за головой, возле рук, в районе таза, в ногах. Они представлены шлифованными нефритовыми и сланцевыми ножами и теслами, кремневыми наконечниками стрел и скребками, составными вкладышевыми ножами и различными костяны­ми остриями, игольниками из трубчатых костей с иглами и отжимниками для изготовления ка­менных орудий, роговыми гарпунами и кирками, другими изделиями из кости и камня. Самую многочисленную серию предметов составляют стерженьки составных рыболовных крючков. В отдельных могилах их насчитывалось более 150 штук. Крупные экземпляры достигают в дли­ну 15 см, мелкие — 0,9 см. Интересно отметить, что действительное назначение этих стержень­ков долгое время оставалось невыясненным. И. С. Поляков, который первым нашел их в Тунке, считал, что это изображение рыб. Н.И. Витковский называл их символическими знаками. В 1898 г. Ф. К. Афанасьев впервые высказал мысль: «рыболовные изделия» — это части рыбо­ловных крючков, но жало со стержнем, по его мнению, соединялось через посредник. И только М.М. Герасимов в 1928 г. впервые нашел на «Циклодроме» стерженьки в таком сочетании с костяными жальцами, что не оставалось ни­каких сомнений в их предназначении.

В процессе раскопок в погребениях были обнаружены украшения —: подвески из расщеплен­ных клыков кабана, размещавшиеся на головном уборе и на верхней одежде на груди; кальцивидные кольца, которыми, возможно, расшивался головной убор; подвески из клыков марала, клы­ки кабарги и резцы тарбагана.

Найденные в погребениях скульптурные изображения голов сохатых и рыб, вырезанные из кости, а также рыбок-приманок, выполнен­ных из сланца, говорят о высокоразвитом искус­стве древних ваятелей.

Основой  хозяйства  Первобытных   «иркутян» являлись рыболовство, охота и собирательство, определявшиеся характером живой природы; главными объектами охоты были такие типич­ные для таежной зоны животные, как благо­родный олень, медведь, волк, лисица, бобр, ка­барга, тарбаган. Большую роль в обеспечении питанием играла охота на птицу, которой изо­биловали окрестные пойменные луга, и рыболов­ство — реки Ангара, Иркут и Ушаковка были бо­гаты различными видами рыб.

Уровень развития производительных сил этой эпохи, возможно, и не создавал условий для об­щественного разделения труда, но половозраст­ной признак в таком разделении, видимо, присутствовал. Отдельные, особенно мужские, захоро­нения могильника «Локомотив» выделялись оби­лием и разнообразием сопровождающего инвен­таря, тогда как в других, особенно женских, ин­вентарь был беден или отсутствовал вообще.