«Ангара», альманах. Тетради, найденные в Жилкино // Раппопорт Е. «Иркутск. Бег времени»

Раппопорт Евгений Григорьевич (20 декабря 1935, Барнаул – 23 февраля 1977, Иркутск), литературный критик, эссеист. Автор книг «Рукопись считалась утерянной», «Лет молодых наших порох», «Поэзия поиска» и др.

Недавно в Иркутском доме писателей в старых архивах нашли общую тетрадь. На первой ее странице написано: «Контроль­ный дневник литературных консультаций, Иркутск, начато в мае 1938 г.» Анатолий Ольхон, Константин Седых, Георгий Марков попе­ременно дежурили в Доме писателей, беседовали с начинающими поэтами и прозаиками, читали их рукописи, а потом заносили свое мнение в об­щую тетрадь.

И вот она у меня в руках. С интересом листаю хорошо сохранившие­ся страницы, исписанные чернилами будто вчера, а не тридцать лет назад. Постепенно обращаю внимание, что часто встречается в записях имя Ива­на Черепанова. Самый «упорный» начинающий.

16 августа 1938 года Константин Седых разговаривал с ними три часа – с четырех до семи. Вот какая память осталась о той встрече:

«Черепанов Ив. (Бездомный Иван). Тетрадь стихов. Очень способный человек. В стихах его много настоящих поэтических строк. Из тетради Черепанова следует выбрать несколько стихов, которые можно рекомендо­вать для напечатания в альманахе».

25 октября 1938 г. Анатолий Ольхон записывает:

«Ив. Бездомный (Черепанов) принес стихи «На обрыве». Переданы для альманаха «Новая Сибирь».

Он же – 19 февраля 1939 года: «Бездомный. Отчетливо видно, как он растет и преодолевает собственные недостатки. Новые стихи его самобыт­ны и обещающе свежи».

2 марта 1939 года. Консультант Георгий Марков:

«Был Бездомный (Черепанов). Принес свою новую вещь – поэму «Ер­мак». Договорились, что к 4 марта ее прочтет тов. Седых, а 7 марта возьму я.

Меня интересуют не только художественные качества поэмы, но и ее ис­торическая и мировоззренческая стороны».

4 марта 1939 года, К. Седых: «В формальном отношении поэма написа­на очень неплохо. Есть в ней отрывки просто удачные. Я порекомендовал Бездомному посоветоваться по поводу своей поэмы с историками (напри­мер, Кудрявцев, Кунгуров), которые, бесспорно, могут сделать ценные за­мечания. Кроме того, неплохо бы обсудить поэму в узком кругу писателей».

Не буду утомлять читателя длинными цитатами из дневника литкон- сультаций. Скажу одно: мне захотелось узнать, как сложилась судьба Ива­на Черепанова, прочитать его стихи.

Но в Иркутске сегодня мало кто помнит это имя. Удалось выяснить са­мые общие данные. Да, немножко печатался, книгу выпустить не успел – погиб на фронте.

Но все-таки мне повезло. Писательница Валентина Ивановна Марина рассказала, что в Жилкино живет сестра Черепанова. Вдвоем съездили мы в Жилкино, отыскали деревянный домик, выходящий окнами на Ангару.

Домику еще больше лет, чем тетради, найденной в Иркутском Союзе писателей. Здесь вырос и провел свою юность Иван Черепанов, о стихах которого одинаково тепло отзывались разные по творческой манере лите­раторы, хорошо теперь известные читателям, – Анатолий Ольхон, Кон­стантин Седых, Георгий Марков.

В домике и по сей день хранятся бумаги, исписанные рукой Ивана Че­репанова.

И фотография. На ней изображен Иван. Но как спокойно это сказа­но: «изображен». В портрете угадываются черты характера подлинного по­эта, немножко задиристого, немножко «не от мира сего», но, конечно же, самобытного, уверенного в себе.

Я приведу здесь несколько документов, из которых встанет рано обо­рвавшаяся биография юноши.

Вот та самая тетрадь стихов, о которой упоминал Константин Седых:

Годы все умчали, годы все сокрыли,

Даже нашу хату набок наклонили.

Говорил отец мой, землю покидая,

Что теперь остался я – один хозяин.

Только никогда мне не бывать им, знаю —

Суждена на свете мне судьба другая.

Уж давно от сельских дел

я отлучился —

И до самой смерти

с песнями сдружился.

(11.5.38 г.)

Бланк газеты «Советская молодежь» – органа Иркутского обкома ВЛКСМ. В углу дата – 10 ноября 1939 г.

«Уважаемый товарищ Черепанов!

Просим Вас прибыть на собрание литературной группы, которое со­стоится 11 ноября в 6 часов вечера в помещении редакции газеты «Совет­ская молодежь». На собрании с чтением своих стихов выступите Вы. Литконсультант И. Урманов».

Стихи из газеты «Советская молодежь».

Мать и сын

 

В год тревожный,

незабвенный

Власть рабочих отстоять

В дальний край, в поход

военный

Отправляла сына мать.

Провожала – говорила:

— Враг отнял у нас отца,

Отплати за кровь, сын милый,

Бейся храбро, до конца.

Вздрогнул конь, вздохнул всей грудью,

Оторвался от земли.

— Ну, прощай, я не забуду! —

И умчался конь в пыли.

Долго мать платком махала

У обветренных кустов.

Долго слышался за валом

Гулкий, дробный стук подков.

Через месяц в тихий вечер

На дворе раздался гуд.

Вышла мать, а ей навстречу

Сына мертвого везут.

Привезли, на холст у гроба

Положили близ ворот.

И до ночи, полон злобы,

Проклинал врага народ.

А назавтра утром алым,

Схоронивши сына прах,

Мать с бойцами уезжала

С карабином на плечах.

«20 ноября в актовом зале педагогического института состоится вечер ир­кутских поэтов. В программе вечера: вступительное слово Г. Ф. Кунгурова.

1-е отделение. Выступают молодые поэты А. Гайдай, В. Выходцев, Е. Жилкина, М. Васильев, М. Рыбаков, Е. Яшкин, И. Черепанов.

2-е отделение. Оборонные стихи и песни. Инн. Луговской, Ив. Мол­чанов, Ан. Ольхон, К. Седых. Песни иркутских поэтов исполняют солис­ты радиокомитета Булдаков и Тополев.

Начало в 8 часов».

Песня, написанная Иваном Черепановым:

Ах, случилось-приключилося

недавно наяву

На зеленом, на кудрявом да

на нашем острову.

На согретом теплым солнышком

серебряном песке

Развеселая девчонка

кручинилась в тоске.

Она бедная, томилася,

судьбу свою кляня:

— Разлучила ты, подруженька,

с возлюбленным меня,

На тебя ль я не надеялась

и дружбу берегла?

Как мне ехать теперь

на берег родимого села?

В это время по теченью,

видит, лодочка плывет,

А на ней веслом мальчишка,

тихо-нехотя гребет.

У мальчишки чуб волнистый,

сам в рубашке голубой,

Он, склонившися печально,

говорит один с собой:

— Задушевный мой товарищ,

мне навеки ты не мил —

Разбессовестный, милашку

у меня вчера отбил.

Я отправился за нею,

и она и не ждала,

Как мне ехать теперь

на берег родимого села?

Лодку к острову подбило,

не заметил ничего,

Оглянулся, а любимая

не сводит глаз с него.

Улыбнулся, рассмеялся,

горе лютое забыл

И на лодочке с собою

прокатиться пригласил.

Так случилось-приключилося

недавно наяву.

На зеленом, на кудрявом

да на нашем острову.

Из дневника:

«28 апреля 1940 г. Сижу в коридоре здания Дворца труда. 34 комната (Союз писателей) замкнута. Жду. Пять минут назад был У. Ничего он не понимает в стихах. Халтурщик. Ничем не жертвует для слова».

Эта запись сделана, когда И. Черепанов был рабочим Иркутского мя­сокомбината. Потом он стал учиться на рабфаке.

1940 годом датировано и неотправленное письмо, случайно уцелевшее среди стихов и дневников, адресованное родственникам:

«С тех пор, как я видел вас, прошло лет девять или десять. Тогда я был мальчиком, а теперь время прошло, и мне 23 июня исполнится 22 года. Вы, конечно, узнали, кто вам пишет – Иван Черепанов, сын умершего Александра Матвеевича Черепанова.

Если бы вы увидели наше село, вы бы не узнали его – так все пере­менилось. Монастырь наш Вознесенский сломали, и на его месте – чис­тота. За гостиницей, где были огороды, построен мукомольный элеватор. Недалеко от него, на бугре, где росла черемуха, как раз напротив нашей избы – мыловаренный завод и каменные здания. За старой сельской де­ревянной школой (их сейчас четыре) воздвигнут громадный мясокомби­нат. Многое, многое изменилось. Изба наша старая стала уже не та. Она постарела еще больше и наклонилась сильно набок. Палисада вокруг нее уже нет, лишь сохранились две старые березы, которые отец садил когда- то. Что ж делать, время движется вперед и все меняет. Нужно ли жалеть об этом?»

Опять стихи.

Белый снег на вечерней заре.

И катанье с высокой горы.

Это было зимой, в январе,

Помню, помню из дальней поры.

Белый снег на вечерней заре.

Мы стояли с тобой на бугре,

Ты смотрела, прищуривши глаз,

Прядь волос вся была в серебре.

А за чащею таял и гас Белый снег на вечерней заре.

Белый снег на вечерней заре!

Пусть то время водой утекло,

Пусть не будем стоять на бугре, —

Помню, помню за шумным селом —

Белый снег на вечерней заре.

Солдатский треугольник:

«11 ноября 1942 г. Здравствуйте, мама и дорогие сестренки Валя и Ма­ня. Не сегодня так завтра мы идем на передовую линию. Она близка. Мои товарищи уже вступили в бой с фашистами.

Теперь я от вас еще дальше: приблизительно 8000 километров. Здесь есть деревья – груши, сливы. Но сейчас поздняя осень, и плодов на них нет.

Немцы нас пытаются бомбить. Неудачно. Их угоняют зенитки. Сбра­сывали фрицы агитлистовки. Я читал. Такую чепуху городят – смешно. Выбросил.

Писать кончаю. Тревога. Уходим. Ив. Черепанов».

Это были последние слова, которые он написал. Мать получила вмес­те с похоронным извещением письмо товарищей, листок, исписанный ру­кой сына: «Если погибну, знайте, погиб за Родину, за родную Сибирь, чтоб была она краше, чтоб жили в ней поэты. И считайте меня большеви­ком.»

Он не успел стать поэтом, ушел из жизни, «не долюбив, не докурив по­следней папиросы».

Его стихи, письма, дневники лучше всего раскрывают биографию юноши, помогают понять его характер.

В тетрадках, найденных в поселке Жилкино, к сожалению, не все со­вершенно. Но они – безусловное доказательство, что строки, оборванные вражеской пулей, могли стать подлинной поэзией.