Стародумов Василий Пантелеймонович (25 декабря 1907, Иркутск – 13 июля 1996, Иркутск), поэт, прозаик-сказочник. Автор книг «Ангарские бусы», «Омулевая бочка».
Известный литературный критик, редактор «Литературного наследства Сибири» Н. Яновский, задумав составить «Словарь писателей Сибири», в письме обратился ко мне с просьбой прислать ему краткие сведения, известные мне, не только о маститых сибирских писателях, но и о начинавших в прошлом – «об иркутских литераторах – старых и молодых, давно печатавшихся и только начинающих, знаменитых, а пуще всего – незнаменитых».
Эти воспоминания мне и хочется начать с одной из «незнаменитых», но довольно ярких, оригинальных фигур на поэтическом горизонте прошлого Иркутска – я говорю о Всеволоде Христофоровиче Соболеве.
В № 2 за 1934 год ежемесячного литературно-художественного журнала «Будущая Сибирь» на рекламной странице «Ты должен знать литературу своего края» среди принимавших участие в работе журнала, наряду с именами редактора М. Басова, Ис. Гольдберга, П. Петрова, К. Седых, А. Балина, Д. Алтаузена, И. Уткина, М. Скуратова и многих других, значится и фамилия В. Соболева.
Догорал один из теплых майских дней 1933 года. Поселок Ленина (бывшая станция Иннокентьевская), зажатый с двух сторон строительством крупных заводов – детищ первой пятилетки, содрогался от грохота и гула бетономешалок и гравиемоек, не смолкавших ни на минуту, так как работа не прекращалась и ночью.
Я стоял у окна в своем небольшом кирпичном домике.
Мягкий, спокойный голос заставил меня оглянуться:
— Здесь живет поэт Василий Стародумов?
Передо мной стоял высокий осанистый юноша с голубыми глазами и симпатичными чертами умного, благородного лица. Вдохновенная внешность посетителя напомнила мне один из ранних портретов Герцена.
— Всеволод Христофорович Соболев, – представился он. – Работаю заместителем редактора транспортной многотиражной газеты «Ленинский рабочий», где редактором Толя Делигинский. А сейчас я из Иркутска, был у Искры (секретарь писательской организации. – В. С.). Посетил его с целью связаться с писателями. Он направил меня к тебе, предварительно снабдив материалами. Познакомимся.
На «ты» мы перешли как-то незаметно.
— Иван Алексеевич (Искра. – В. С.) поручил нам создать здесь, в Ин- нокентьевке, литературный кружок и теснее связаться с иркутскими писателями, чаще навещать их, – продолжил Соболев. – Но я еще никого из здешних литераторов не знаю, так как приехал из Красноярска недавно. Теперь будем работать вместе.
Соболев раскрыл свой портфель, порылся в нем, извлек бумажку:
— Вот, Искра, велел передать тебе.
Читаю:
«УДОСТОВЕРЕНИЕ
Предъявитель сего поэт т. Стародумов Василий является членом Союза советских писателей Восточной Сибири, что и удостоверяется.
Ответ. секретарь оргкомитета ССП Вост. Сибири
И. Искра. 7 мая 1933 года»
Официальный бланк, печать – все как следует. Было приятно сознавать, что мне в Оргкомитете продолжали доверять такое дело, как объединение литературных сил поселка. Но я, в силу чрезвычайной занятости и оторванности от краевого центра, не оправдывал надежд писателей.
Вспомнился 1932 год. Демобилизованным красноармейцам я поступил в качестве актера в Иркутский ТРАМ (театр рабочей молодежи). Как-то на вечере обмена комсомольского билета ячейки ТРАМа актер Николай Лысенко объявил мне:
— Тебе письмо. Возьми у сторожихи.
На конверте значилось:
«Клуб КОР[1], т. Стародумову»
Вскрываю:
«Выписка из протокола заседания правления Иркутской ассоциации пролетарских писателей от 11.IX.1932 года
Слушали: О реорганизации РАПП[2].
Постановили: 1. Для усиления связи с предприятиями и лучшего руководства литературной работой на производстве, в вузах и школах создать в Маратовском, Свердловском и Ленинском райбюро АПП.
2. Утвердить председателем Ленинского райбюро АПП т. Стародумова.
Секретарь Иргор АПП Феерович»
Я уже говорил, что не мог выполнять порученное дело. В театре я был занят круглые сутки (репетиции и занятия днем, вечером – спектакли), домой приезжал только для того, чтобы переночевать. А когда через год я ушел из театра и устроился на работу слесарем в механические мастерские станции Батарейная и мне поручили там организовать литературный кружок, я не сделал этого все по той же причине – из-за отсутствия свободного времени, оторванности от краевого центра.
И вот. снова да ладом! Но на этот раз, кажется, дела пойдут успешнее: я устроился работать художником и режиссером клуба строительства завода. Были и свободное время, и условия.
— А из поэтов знаешь, кого прикрепили к нам, иннокентьевцам? – задал мне вдруг вопрос Соболев и, откинувшись на спинку стула, поглядел на меня восторженно: – Александра Ивановича Балина!
Нет, до этого разговора с Соболевым я не только не был знаком с Балиным, но еще и нигде не встречался с ним, не видел его, хотя по выступлениям в краевой печати он был известен мне давно, с выхода в свет в Иркутске в 1927 году книжки «Иркутские поэты», изданной историко-литературной секцией ВСОРГО (Восточно-Сибирский отдел Русского Географического общества). Удивляться не приходится, если принять во внимание то, что до 1932 года я в Иркутске вообще редко появлялся. Личное знакомство с Балиным у меня состоялось вскоре после знакомства с Соболевым, в оргкомитете, куда мы с Соболевым явились вместе. Мое внимание сразу же обратил на себя высокий и сухой горбоносый мужчина, сидевший в помещении рядом с Исааком Григорьевичем Гольдбергом. Выразительное лицо незнакомца выгодно выделялось среди лиц остальных присутствовавших. Нас представил ему Гольдберг. Оказалось – это и был Александр Иванович Балин, наш литературный шеф.
Чтобы передать портрет этого человека ярче, приведу слова иркутского критика и литературоведа, доктора филологических наук В. Трушкина: «Александра Ивановича Балина при жизни друзья любили сравнивать с Дон Кихотом. В этом прозвище сказывалось снисходительное отношение к «слабостям» поэта и одновременно какое-то невольное восхищение им. Всех знавших его поражало в нем внешнее разительное сходство с рыцарем из Ламанчи, да, пожалуй, и внутреннее – тот особый душевный настрой, который органически был свойствен ему. Кристальная честность, благородство, одержимость поэзией и искусством при полнейшем житейском бескорыстии отличали этого на редкость обаятельного человека».
Для большей полноты характеристики поэта добавлю выдержку из воспоминаний П. Я. Черных: «Александр Иванович Балин необыкновенно легко сходился с людьми, был хорошим, чутким другом. Подкупали его благожелательное отношение к людям, его жизнерадостность, стойкое отношение к трудностям жизни. Собеседник он был исключительно интересный, веселый и остроумный, с очень развитым чувством юмора».
Именно таким вошел и в нашу среду, среду иннокентьевского литак- тива, Александр Иванович Балин. Вошел совершенно незаметно, но так прочно, как никто из иркутских писателей. Как будто это был человек не со стороны, а кровно свой, «нашенский». Помнится, когда один из активистов нашего литературного объединения Михаил Крушельницкий достал автобус и послал другого активиста Николая Луковникова за Балиным в город и тот привез его к нам в поселок, на завод, то встреча эта, состоявшаяся в редакции многотиражной газеты, сразу вылилась в теплое и непринужденное собеседование, закончившееся чтением стихов.
Прощаясь с нами, Балин сказал:
— Знаете, хотелось бы встречаться с вами не только в официальном порядке, а и в интимной, дружеской обстановке.
Так оно и стало. Ко мне лично на квартиру Балин приезжал то с П. Боровским, то со Вс. Соболевым. И сколько разговоров было о литературе! И как великолепно Балин читал стихи свои и других поэтов!
Надо отметить, что в 1934 году работа в нашем заводском литобъеди- нении и при районной библиотеке у П. Боровского, куда заглядывали и мы, заводчане, заметно оживились. В то время в «Будущей Сибири» из ин- нокентьевцев печатались В. Соболев, В. Шалагинов, П. Боровский и пишущий эти строки, но к нашему литактиву относились также Николай Луковников, Николай Кирпичников, Виктор Пресняков, Григорий Саморо- ков, Константин Сазонов, Федор Гримберг, ученик одной из школ Илюша Кузнецов (ныне доктор исторических наук, автор ряда книг о героях- сибиряках, член редколлегии 6-го тома «Истории Сибири»), Виктор Агалаков (ныне тоже историк, автор книги «Подвиг Центросибири») и др.
Выпускали мы тогда на заводе большую (на два листа ватмана) стенную литературную газету «Резец». Между прочим, выступала со стихами в нашей газете в 1935 году и вожатая «Базы курносых» Галя Кожевина. Студентка иркутского энерготехникума, она проходила практику у нас на заводе. Один из номеров «Резца» был посвящен юбилею Исаака Григорьевича Гольдберга в связи с тридцатилетием его литературной деятельности (4 декабря 1933 года). «Резец» был изготовлен на трех листах ватмана с портретом писателя моей работы.
Не забуду, какой трогательной, чувствительной была встреча Александра Ивановича Балина и Джека Алтаузена, приехавшего в Иркутск с Александром Жаровым. Горячие, крепкие объятия и. слезы на глазах у Балина.
Бывали у нас в гостях Яков Шведов – автор популярной песни «Орленок», Аркадий Ситковский и др.
В. Соболев в статье о нашем литкружке, напечатанной в одном из номеров молодежной газеты «Восточно-Сибирский комсомолец» (за 28 янва- ря 1935 года), писал: «.поэт Кириллов, в июне прошлого года посетивший литкружок завода, сказал: «Этот кружок – лучший в крае, и он должен работать еще лучше».
Как-то Александр Иванович затащил нас, группу иннокентьевцев (меня, Николая Глыбу-Луковникова, Петра Боровского с женой), в оргкомитет, где Вениамин Шалагинов читал в присутствии Гольдберга и Малярев- ского свой рассказ «Рождение радости».
Помнится ответ Гольдберга автору:
— Не надо так выпукло писать о героях, надо, чтобы они были видны за незаметными.
24 октября 1934 года. Ко мне приехали из города А. Балин, В. Соболев и В. Барсов – корреспондент «Восточно-Сибирской правды». Только что вышла в свет и появилась в витринах книжных киосков и магазинов изданная иркутским ОПТЭ (Общество пролетарского туризма и экскурсий) книжка стихов и очерков «На Байкал!», авторы которой – поэт В. Соболев и очеркист В. Барсов – дебютировали в ней. Книжку редактировал А. О. Витензон, впоследствии автор сценария кинофильма «Сибиряки», поставленного в 1940 году Львом Кулешовым. Балину очень понравилась книжка молодых авторов.
Идем в ГАРЗ (Государственный авторемонтный завод), где предполагалось устройство литературного вечера. Но там руководство клуба не подготовилось к нему как следует, и вечер сорвался. Тогда мы решили пойти в ЛРД (Ленинский рабочий дворец) к железнодорожникам, где руководил драмколлективом П. Боровский. Уйдя, как и я, из ТРАМа, он перешел на режиссуру и уже успел поставить несколько пьес. Одну из них – «Сады цветут» Билль-Белоцерковского я оформлял как художник-декоратор.
— Попроведуем Петра, поприсутствуем на репетиции.
Но нам опять не повезло, в клубе был вечер для допризывников. Нас кое-как пропустили к директору клуба.
— Подождите, может, Петр Павлович явится.
В ожидании Боровского сидим, курим. Со мной была рукопись «Доспехов генерала Каппеля», переделанная мною уже в «Доспехи генерала Гайды», и я предложил своим спутникам прослушать несколько глав. Они согласились, но в это время вошедший к нам директор клуба сообщил, что сегодня Боровского не будет. Мне поднялись со своих сидений, но щепетильный В. Соболев заартачился:
— Давайте выдержим немного времени, а то публика скажет: только что вошли и вдруг вышли. Вроде прогнали нас.
Он сел и положил себе на колени портфель. Балин посмотрел на него, заметил:
— А знаете – портфель не всегда признак благонадежности. Стою я как-то в магазине в очереди за пряниками, гляжу – притасовался ко мне вплотную какой-то человек с портфелем. Человек я податливый, вежливый, если не деликатный, – посторонился. Он еще ближе ко мне, хотя я никакого повода не давал к излияниям нежности, сама обстановка не требовала этого. Пока осмыслил ситуацию – почувствовал облегчение в левом внутреннем кармане: «бумажник»-то у меня был объемистый – толстая тетрадь со стихами. Жалко ее стало до слез, пуще денег. Ну, подошел я потом к этому человечку с портфелем и шепчу ему на ухо: «Отдайте стихи, они вам все равно не нужны.»
Мы захохотали. А я рассказал А. Балину о ночевавшем у меня на днях Всеволоде Соболеве, который оставил на столе свое стихотворение «Смерть пустыря». Ночью оно свалилось на пол. Утром, проснувшись, мы подняли с пола сложенный вчетверо бумажный листок, развернули и ахнули: угол листка был обгрызен мышами, отчего стихотворение, в середке, пострадало.
Всеволод схватился за голову:
Чем выше и выше
Взбираюсь я, боже,
Тем яростней мыши
Стихи мои гложут.
Экспромт этот развеселил А. Балина. Так, со смехом, мы вышли на улицу. В ожидании пригородного поезда, называвшегося тогда «передачей», гуляли по перрону станции, слушая Балина, который был неистощим на веселые россказни. Много интересного узнали бы мы об ученом-мине- ралоге и поэте Петре Драверте, его друге. Забегая вперед, скажу, что перед войной сын его Виктор работал специалистом-лаборантом у нас на заводе, и он так же, как и я, входил в число «ведущих актеров» драмколлекти- ва клуба, я – как исполнитель главных комических и характерных ролей, он – преимущественно ролей первых любовников. С ним я играл в таких спектаклях, как «Каменный гость» Пушкина, «Лес», «На бойком месте», «Без вины виноватые» Островского, «Дальняя дорога» Арбузова, «Враги» Лавренева и др. Довелось мне позднее, в годы войны, познакомиться и с самим Петром Дравертом в Омске, где я находился в рядах Советской армии и служил военным художником. Литераторы города собирались тогда в редакции газеты «Омская правда».
Еще интереснее рассказывал Балин об ученом Подгорбунском, ученике Петра Драверта.
— Насколько Подгорбунский тяготел к точным наукам, настолько он был и мистик. Страшный оригинал! И любил все оригинальное. Собаку свою звал по имени и отчеству. Держал на цепи, прикованной к столбу. А
вид он имел подозрительный. И ходил всегда с большой суковатой палкой.
Как-то к нему в карман полез довольно симпатичный на рожицу вор. Несмотря на свою рассеянность, Подгорбунский – чудак и ученый – успел огреть вора по руке палкой. Тот разыграл сцену:
— Что за нахальство – слазил ко мне в карман да еще меня же и ударил палкой!
Чуть не увели Подгорбунского в милицию, но он все же сумел доказать, что вор вытащил у него кусок породы, данный ему на исследование.
Этой же дубинкой Подгорбунский избил однажды и одного своего хорошего знакомого, который бежал за ним ночью, стараясь догнать, чтоб идти вместе. Бил он его, вернувшись, когда тот, поскользнувшись, упал. Бил ученый-методист аккуратно и расчетливо, так, чтоб чувствительней было. А насколько трогательным был момент выяснения – судите сами!
И еще.
В парикмахерскую Подгорбунский зашел как-то с большим историческим фолиантом в руке и заказал мастеру (чтоб выдержать стиль классического ученого) бороду под вавилонского царя Навуходоносора.
Примерно за год до моего знакомства с Александром Балиным иркутским Крайгизом был издан посвященный 15-летию Октябрьской революции литературно-художественный альманах «Стремительные годы». В нем были помещены повести Ис. Гольдберга «Главный штрек» и П. Петрова «Крутые перевалы», поэмы и стихи А. Балина, Е. Жилкиной, Ф. Илюхина, А. Михайловского, Ив. Молчанова-Сибирского, Константина Седых, Василия Стародумова и П. Петрова. Альманах был оформлен художником С. Прушинским.
Как-то, увидя этот альманах у меня на столе, Балин воскликнул:
— А ты знаешь, что Москва отметила высокое полиграфическое оформление его? И что Алексей Максимович Горький попросил Петра Поликарповича Петрова прислать ему этот альманах в Сорренто? Кстати, в нем помещено твое стихотворение «Сосна Шпачека». Оно напомнило мне о моем давнишнем желании посетить место казни чешского большевика. Не покажешь ли?
Я с готовностью согласился, но Александр Иванович потускнел:
— Только не сегодня, мне надо успеть попасть к литкружковцам Куйбышевского завода. Обещал.
Обычно же Александр Иванович, большой любитель всяческих прогулок, сам по приезде в Иннокентьевскую вытаскивал нас куда-нибудь «рассеяться, перекинуться меж собой стихами».
В номере газеты «Восточно-Сибирская правда» от 11 июня 1934 года была помещена за подписью В. Соболева, Вас. Стародумова и В. Барсова статья об известном иннокентьевском садоводе-мичуринце Августе Томсоне, чей плодово-опытный сад приковал внимание всей общественности Восточной Сибири и многих других городов Союза. Прочитав эту статью, Александр Иванович, поймав В. Соболева, укоризненно сказал ему:
— Чего же вы меня не прихватили с собой? В соавторы к вам я все равно не позволил бы себе полезть, а компанию составил бы охотно, чтоб встретиться с интересным человеком.
К сожалению, за всякими литературными встречами и сборищами мы так и не собрались познакомить А. Балина с «сосной Шпачека» и садом Томсона.
Были и просто прогулки по улицам города, с заходом в книжные магазины и букинистические лавки. А были и просто встречи с ним, всегда взаимно приятные. Однажды я застал Балина и Маляревского за рассматриванием старого, но роскошного, большеформатного дореволюционного издания «Слова о полку Игореве», оформленного мастерами не то Палеха, не то Мстеры. Цена по тем временам была солидная, и книгу писатели пока только отложили. Помнится, Александр Иванович, отойдя от прилавка, через несколько шагов даже оглянулся.
Энциклопедии городов | Энциклопедии районов | Эти дни в истории | Все карты | Всё видео | Авторы Иркипедии | Источники Иркипедии | Материалы по датам создания | Кто, где и когда родился | Кто, где, и когда умер (похоронен) | Жизнь и деятельность связана с этими местами | Кто и где учился | Представители профессий | Кто какими наградами, титулами и званиями обладает | Кто и где работал | Кто и чем руководил | Представители отдельных категорий людей
