Община крестьянская // «Историческая энциклопедия Сибири» (2009)

ОБЩИНА КРЕСТЬЯНСКАЯ, территориально-соседский само­управляемый союз непосредственных сельскохозяйственных производи­телей. Имела 2 формы: сельскую и волостную (см. Волость). Сельская (простая) состояла из 1—3 деревень и вы­ступала структурным элементом сложной (составной).

Уже в первой  половине XVIII в. у сибирских колонистов имелись сложные крестьянские общины: волость, стан, погост, слобода, острог, сельцо. На Илиме в 1722—45 действовали 7 слобод, 6 острогов, 1 волость, 1 погост с разным количеством приписанных к ним селений. Эти территориально-административные районы возникали в ходе ко­лонизации спонтанно как соседние сообщества из лиц раз­ных сословий, входивших в свои корпорации.

Каждая  крестьянская община имела выборные органы, действовав­шие на принципах обычного права и подчиненные вое­водским приказчикам. Госуларство использовало корпоративно-сословные выборные институты как удобный инструмент управления и сбора налогов. Ранние «общины-волости» поддерживали порядок на общей территории, но коллективными земельными правами не обладали. Воеводы безуспешно пытались ввести у крестьян, живших в составе слож­ных  крестьянских общин, круговую поруку, вменяя им в обязанность пахать государеву десятинную пашню за беглых. Уже на раннем этапе соседние сообщества крестьян защищали коллективные интересы. Кроме  крестьянских общин колонистов в Сибири, с конца XVI в. существовали — часто чересполосно — территориально-родовые ясачные волости аборигенов, наделенные особым правовым статусом. Такой же статус (уплата ясака вместо подати, свобода от рекрутчины, свобода вероисповедания) позже приобрели волости «русских ясачных» (Бухтарминская, Уймонская, Шуйская, Кумышская и другие). По образу жизни и занятиям жителей они мало отличались от прочих земледельческих  крестьянских общин.

Введение единой формы — «русской волости» — бы­ло предусмотрено Екатерины II национальным проектом. В Сибири его осуществление началось в 1782, когда интеграция аграриев в единое сословие еще не завершилась. Реформа управления способствовала ее ин­тенсификации. Оформление волостных территорий затрудня­лось наличием в их пределах селений других ведомств, а также отдельных семей иного юридического статуса: ясашных, отстав­ных солдат, казаков, мастеровых, чиновников, купцов.

Некрестьянское население обладало индивидуальным или групповыми правами на свои угодья и не было подсудно выборным органам  крестьянской общины. Чересполосица земельных угодий выступала естественным наследием начального этапа заселения территории на принципах вольного захвата и владения землей на частном праве. Выправить этот порядок могла лишь полная отмена сословности. С конца XVIII в. государство последова­тельно и жестко изымает документы, оставшиеся от ранней эпохи колонизации (прежде всего «данные»), обосновывавшие частное непривилегированное землевладение. Попытки размежевания волостей в конце XVIII в. пов­лекли за собой конфликты, и процедура установления их границ была проведена лишь частично.

Крестьянская община — волость являлась реальной административной единицей, низшим сословным звеном местного управления и податного обло­жения. После ликвидации должностей воевод, приказ­чиков и комиссаров  крестьянской общине было предоставлено самоуправление на юридической основе. Статус распорядительного органа в  крестьянской общине получил волостной сход — собрание либо всех жителей мужского пола, либо их делегатов. Сход избирал исполнительный орган: до 1797 — волостной суд (староста и 2 выборных), а позже — волостное правление (волостной голова, староста, писарь). Писаря нанимали по договору, за плату. Состав волостного правления утверждали губернские власти (у казенных крестьян) и горное начальство (у приписных). Для сбора податей и контроля над исполнением натуральных повинностей, включая и рекрутскую, выбирался еще ряд лиц. В селениях, высту­павших в качестве структурных единиц волости под именем сельского общества (1—3 деревни), также на сходе дворохозяев избирался старшина, а в помощь ему — сотники, десят­ники, окладчики. Перечень вопросов, обсуждавшихся на сельских и волостных сходах, в известной степени дублировался, но решающую роль играло мнение волостного схода. В хозяйственных де­лах волостного правления подчинялись казенным палатам, а в полицейских — нижним земским судам. Бюрократия в ли­це земских чиновников стремилась ограничить демократические права волостных сходов и свести обязанности волостного правления к исполнению своих распоряжений, вводя в практику штрафы и даже телесные наказания за разные упущения и злоупотребления волостных начальников. Дальность рассто­яний и недостаток бюрократических кадров в Сибири сыграли положительную роль — крестьянским общинам почти на протяжении полувека удавалось выполнять, кроме фискально-полицейской миссии, весьма широкий спектр общесоциальных функций.

Крестьянская община в лице волостного схода выступала прежде всего как хозяйственная самоорганизация, обеспечивая условия для сельскохозяйственного производства: сохранение и даже приращение (за счет по­купок) своего земельного фонда, его рациональное использование. Каждая крестьянская община знала границы своих угодий. В соответствии с действовавшим правом общинное землевладение сочета­лось с подворно-потомственным владением и пользованием, и крестьянская община неукоснительно соблюдала этот порядок. При относительном аграрном перенаселении крестьянская община производила земельные переделы, соотносившие землепользование дворохозяйств с их податным обложением: в малоземельных старозаселен­ных районах регулярно с XVIII в., в многоземельных, колони­зуемых — по мере необходимости, особенно в отношении наиболее дефицитных угодий (раньше всего — сенокосов). Крестьянское землепользование на основных уравнивающих пере­делов приближалось по своей сути к надельному. Волостной сход рассматривал и текущие земельные споры, отстаивал интересы крестьянских общин в межобщинных конфликтах; он же вел надзор за использованием леса, порядком эксплуатации общих угодий, определяя начальных сроков сенокоса, сбора орехов, хмеля, лова зверей, рыбы, поправки поскотин, условий сдачи/ взятия в аренду земли, рыболовных мест, а также сбора/использования арендных сумм и т. д. В отдельных районах волостной сход поддерживал губернскую инициативу по со­зданию опекунских советов для обучения молодых хо­зяев домоводству. Происходило это чаще в местностях с разнородным по происхождению населением, относительной слабостью старожильных кланов.

В Восточной Сибири общинные сходы играли важную роль в приобщении ссыльных к земледельческому труду. Да­же фискальную обязанность крестьянские общины выполняли не фор­мально, а с учетом материальных возможностей семей, наличи­ем в них рабочей силы и скота; налоги умерших, беглых, старых, больных брали на себя по решению волостного схода дееспособные члены обществ. Эта функция, предписанная законом, соответствовала крестьянской традиции мирской взаи­мопомощи и христианского призрения. В случае нужды волостные сходы ходатайствовали об уменьшении или равномер­ном распределении повинностей (дорожной, заводской и др.) на соседние крестьянские общины. Выполняя полицейскую функцию, крестьянские общины поддерживали общественный и санитарный порядок на своих территориях, вели судебные разбирательства по ис­кам крестьян (кроме уголовных) и, зачастую, «розыск» и наказания осуществляли строже, чем дозволял закон: применяли пытки и телесные наказания. Значительную роль играла крестьянская община в качестве регулятора семейных отношений: между супругами, родителями и детьми, ведала вопро­сами разделов, наследования и даже разводов, нередко защищая при этом слабую сторону - женщину. Как правило, крестьянский мир опекал вдов, сирот, одиноких ста­риков, стремился сохранять неразделенные семьи, видя в них надежных тяглецов и поставщиков рекрутов. Эта опека отвечала не только интересам фиска, но и потреб­ностям как всей крестьянской общины, так и отдельной семьи.

Волостной сход представлял форум, где коллективно вы­рабатывались решения по актуальным вопросам дня. Жите­ли дальних селений получали здесь информацию, необ­ходимую для корректировки структуры аграрно-хозяйственного комплекса (прогнозы на урожай хлеба, трав; добычу рыбы и зверя; движения цен на сельскохозяйственные продук­ты). В ходе обмена мнениями по различным аспектам социальной жизни заключались негласные условия о поведении в случае конфликта с властями или соседями. Наличие эмпирических знаний и практического опыта у старшего поколения оп­ределяло приоритет стариков в решении хозяйственных дел, в то время как позиции крестьянской общины в отношениях с властями кор­ректировались людьми среднего поколения, имевшими боль­ше контактов за пределами волости с лицами разных сословий, в том числе с грамотными ссыльными.

В отличие от волостного, сельское общество не являлось субъектом официального права, но его роль в поддержании ста­бильного функционирования крестьянской общины трудно переоценить. В сельских обществах почти всегда численно преобладали жи­тели, связанные родством и свойством, воспитанные в нормах этнокультурной традиции предков. Здесь функцию неформальных лидеров выполняли представители наибо­лее уважаемых старожильческих фамильных кланов. Решающим их голос выступал как следствие нравственного авторитета, в случае необходимости обеспечивалась реальная физическая поддержка. В связи с этим нарушение уклада жизни бы­ло скорее исключением, чем правилом. Запримеченного в «шалостях» «своего» могли переселить в центр деревни «ко всегдашнему за ним смотрению», а при военном наборе - сдать в рекруты вне очереди; потерпевшие от соседей мог­ли требовать компенсацию, но лишь в том случае, если обеспечивали необходимую защиту своим посевам или имуществу. Серьезное нарушение норм общежития проис­ходило чаще вследствие появления на территории деревни «чужа­ков». Эта ситуация также предусматривалась в неписаной этике традиционного общества. Степень наказания виновных зави­села от характера нарушения. Подозреваемого в преступле­ниях могли заставить произнести клятву перед иконой, а уличенного - подвергнуть позорной акции - провести по улице с краденым, а то и вообще выселить.

Связь с волостным правлением осуществлялась через сельских выборных: старшин и «добросовестных» (окладчиков). В Кривощековской волости Томской губернии (1823) средний возраст «добросовестных» был равен 40-45 годам, удельный вес лиц старше 50 лет составил 20 %. В социальном составе «добросовестных» преобладали середняки (31 %) и бедняки (27 %). Должности старшин занимали энергичные крестьяне (средний возраст - 40 лет), преимущественно главы дворов из середняцко-зажиточной прослойки. Удельный вес состоятельных хозяев в аппа­рате всей волости был почти вдвое выше, чем их доля в общем числе дворов (у бедняков - в 1,3 раза ниже). Зажиточные хозяева и члены их семей попадали на выборные должности чаще, чем бедняки, а потому были опытнее в их исполнении, чем малоимущие. Попасть на распорядительные должность считалось престижным. Отказ мог вызвать «злобство» на «весь дом» недоброжелателя. В то же время от хлопотной должности десятника крес­тьяне стремились избавиться. Волостному правлению прихо­дилось вести сложную, объемную отчетность, ежегодно составлять окладные книги и другие документы в соответствии с запросами государствекнных учреждений и решениями волостного схода. Этот труд ложился на плечи писарей и их помощников. Реформа 1840-х гг. отразила стремление бюрократии ог­раничить крестьянскую демократию, однако сибирской крестьянской общине удалось этот натиск отбить в буквенном смысле - путем массовых протестов (см. Реформа П.Д. Киселева).

В XIX в. продолжался начатый в предыдущий пе­риод процесс разложения волостных крестьянских общин, их замены другими формами общин - составными (из нескольких селений) и однодеревенскими. Во второй половине XIX в. волостные крестьянские общины абсолютно преобладали в северном неземледельческом районе. В таежной зоне их было больше, но уже начали складываться самостоятельные составные крестьянские общины и однодеревенские земельные союзы. В лесостепной зоне наиболее распространенной формой крестьянской общины стали составные общины, постепенно распадавшиеся на однодеревенские. В степной зоне последние уже преобладали. В 1888 в Алтайском округе из 1 194 старожильческих общин 1 058 были однодеревенскими. В Ишимском округе сохрани­лись лишь 2 волостные крестьянские общины. Некоторые села Сибири имели по 2 раздельные общины. Широкомасштабные землеустроительные работы и массовое сельскохозяйственное переселение (см. Колонизация аграрная Сибири в XVII — начале XX в.) привели в начале ХХ в. к преобладанию однодеревенской общины.

В XIX - начале ХХ в. крестьянская община в Сибири продолжала выполнять свои традиционные функции: поземельные, хозяйственные, по­датные, административные, судебные и культурно-бытовые. В рамках выполне­ния земельной функции крестьянская община все больше внимания уде­ляла регулированию землепользования своих членов. По мере сокращения свободных земель и роста населения происходил постепенный переход от заимочно-захватного и вольно-захватного землепользования к уравни­тельно-передельному. Повсеместному и ежегодному пе­ределу подлежали сенокосы. Пахотные крестьянские земли в Сибири, в отличие от Европейской России, подвергались не коренным переделам, а лишь частичным поравнениям. Леса продолжали находиться в вольном, выгоны - в общем, а усадьбы - в наследственном пользовании.

В соответствии с общим положением о крестьянах от 19 февраля 1861 и Законом от 29 июля 1877 органами об­щественного самоуправления крестьянской общины являлись сельский сход и сельский ста­роста. Участвовать в сельских сходах могли крестьяне-до­мохозяева с 25-летнего возраста. Сход разрешал дела о переделах земли, раскладке податей, семейных раз­делах, выборах должностных лиц, отстаивал мирские интересы и т. д. Если принятое решение не входило в компетенцию схода, оно отменялось вышестоящим ор­ганом. Староста собирал и распускал сход, выполнял его решения, наблюдал за порядком в селе, задержи­вал бродяг, следил за исправным поступлением пода­тей. Решением вышестоящего начальства он мог быть оштрафован, подвергнут аресту и удален с должности. Кроме старосты, крестьяне избирали других должностных лиц. Обязательным являлось избрание сотских и де­сятских, караульных, рассыльных, трапезников, церковных старост, кандидатов в сельские старосты, доверенных по разным вопросам. В случае необходимости выбирались сторожа и вахтеры хлебозапасных магазинов, руководи­тели сельских банков. Крестьяне, не согласные с решением схода, могли обжаловать его.

Волостная администрация состояла из волостного схода, вклю­чавшего представителей сельских общественных волостных старшин, его кандидата, 2 заседателей и волостных судей. Она занима­лась раскладкой и взысканием податей, выдачей пас­портов, приводила в исполнение решения волостных судов, описывала имущество за недоимки. Во второй половине XIX — начале ХХ в. волостное управление оставалось низшим звеном государственного управления крестьянством. Оно сосредоточивает преимущественно фискальные и административно-полицейские функции. В состав волостей входили сельские административные общины: сельские общества, возглавлявшиеся сельским старо­стой. В сельское общество входило несколько поземельных крестьянских общин. Оно действовало на основе «Положения 19 февраля 1861 г.», обеспечивало выполнение повинностей крестьян и осу­ществляло полицейский надзор. В поземельных общинах хозяйственные де­ла решались на основе норм обычного права.

Государство использовало податную общину в качестве ор­ганизатора уплаты податей, через нее подушная и государственная оброчная подати приспосабливались к конкретным условиям отдельных регионов. Стремясь уберечь своих членов от обни­щания, община выступала против увеличения налогового бре­мени. Одновременно внутри нее шла борьба за справедливую раскладку податей в зависимости от доходности хозяйств. В Сибири сложилось 6 систем раскладки податей: по ду­шам; по «бойцам» (трудоспособным мужчинам); количеству ско­та и размеру запашки; по количеству душевых наделов; по оцениваемой на сходе состоятельности хозяйств; по доход­ности. Крестьянская община стремилась установить соответствие между размерами дохода и тягла, но до 1917 сохранилась нерав­номерность обложения различных групп крестьянства в рамках общины. Преобладал смешанный расклад по «бойцам», размеру запашки и количеству скота.

Для крестьянской общины характерен дуализм, противоречие зало­женных в ней начал собственности и коллективности, проявлявшееся в различных комбинациях на отдельных этапах раз­вития. Крестьянин являлся носителем собственнической пси­хологии. Его отличали стремление к расширению своего хозяйства, индивидуализм, отсутствие альтруизма, но вместе с тем — приверженность к общинной организации. Во второй половине XIX — начале ХХ в. начали разрушаться сословные границы и замкнутость крестьянской общины, из нее стали выделяться хуторяне, но в рамках общины все еще сохранялись традиции коллективной взаимопомощи. Одной из ее форм были «помочи»: обязательные, проводившиеся по решению схода, поочередные друг другу и коллективные одному хозяину. Решения сходов о помощи сиротам, старикам, погорельцам и пострадав­шим от природных катастроф выполнялись всеми.

Крестьянская община регулировала и нравственное поведение своих членов. Она брала на себя охрану общественного порядка, следила, чтобы крестьяне не расстраивали свое хозяйство пьянством. В 1883—89 17 об-в и 4 волости Алтайского округа отказались дать разрешение на открытие питейных заведений, мотивируя это тем, что стремятся сохранить способность своих членов нести «тягло». Сельские общества проявляли заботу о детях и сиротах. Они готовили их к жизни не специальными педагогическими приемами, а непосредственным вклю­чением в жизнь семьи. Община вмешивалась в дела се­мьи только в тех случаях, когда хозяин был недееспо­собен, при разделах семей, при установлении опеки над сиротами, заботилась и о стариках. Во многих сельских сходах действовали «советы стариков», являвшиеся как бы президиумом схода.

Крестьянская община была носительницей общественного мнения: осуж­дала или одобряла поведение своих членов. В ее рам­ках осуществлялись внутриобщинные и внешние контакты. Сходки, праздники, вечерки, «помочи», ярмарки, игры, посещения родственников и однообщинников являлись наиболее распространенными формами общения. Одной из таких форм были братчины и «кануны» — совместные пиршества в дни храмовых и христианских праздников. Угощение на братчины готовили на мирские средства. Авторитет общины укреплялся празднично-обрядовой народной культурой. Из праздников отмечали Святки, Но­вый год, Масленицу. Праздновали начало сева, Пасху, Троицу, завершение уборочных работ.

В ходе Столыпинской аграрной реформы намети­лись признаки дезорганизации общинной жизни в Сибири. Около 17 % крестьянских хозяйств выделились из общины на хуто­ра и отруба. Согласно законодательству, вводилась частная собственность главы семьи, но одновременно каждый домо­хозяин имел право выхода из общины, а члены его семьи могли получить паспорт, не спрашивая согласия главы семьи. В результате обострились конфликтные ситуации. Нарушалась очередность занятия должностей общественного самоуправления. За «магарыч» можно было отказаться от должности или получить престижное место. Волостные су­ды и сельские власти часто действовали в интересах зажиточных крестьян. Деньги сирот растрачивались. Массовое пе­реселение способствовало наплыву уголовного элемента и росту преступности. Ослабление общинных связей и имущественная дифференциация в деревне привели к росту хулиганства. Тем не менее в большинстве сибирских деревень крестьянская община оставалась достаточно крепкой и способной ока­зать влияние на поведение своих членов.

Во время Гражданской войны крестьянская община продолжала функционировать как орган крестьянского самоуправления. После восстановления в Сибири советской власти положение изме­нилось. В начале 1920 на селе образованы ревкомы как органы чрезвычайного государственного управления. С апреля того же года они стали заменяться сельсоветами. Но в данном случае речь шла не о передаче власти в деревне в руки ее жителей, а о смене вывески. Выборы в советы были формаль­ными и сводились к голосованию за выдвинутых местной партячейкой кандидатов. Ситуация изменилась лишь в 1925, когда власть санкционировала проведение отно­сительно демократичных выборов в сельсоветы. В свя­зи с этим они постепенно превращались в органы ре­ального местного самоуправления, приняв на себя большую часть функций традиционной крестьянской общины.

Формально из ведения сельсоветов исключалось ре­гулирование земельных отношений, которые в 1922 были юри­дически закреплены за общиной, получившей статус земельного общества. Последнее осуществляло руководство землепользо­ванием своих членов, решало вопросы землеустройства, севооборота, производило переделы и наделение землей, распоряжалось угодьями общего пользования, осущест­вляло контроль над использованием земли. Высшим распорядительным органом земельного общества являлось общее собрание. На практике жесткого разграничения между решением земельных и иных вопросов местного самоуправления не существо­вало. Исполнение постановлений сходов по проблемам землепользования возлагалось на сельсоветы, в составе которых функционировали земельные секции, или непосредст­венно на их председателей.

В концу 1920-х гг. начался новый этап борьбы с крестьянским самоуправлением. Выборы полностью утратили демокра­тизм, а сельсоветы вновь превратились в инструмент осуществления всевозможных чрезвычайных (прежде всего хлебозаготовительных) кампаний. Тогда же земельные общества в ходе борьбы за их «превращение в опорные пункты социалистического преобразования деревни» потеряли возмож­ность регулировать земельные отношения. Были значитель­но затруднены возможности крестьянского мира, опираясь на обычное право, воздействовать на семейные и нравственные отношения односельчан. Сельские партийные и комсомольские организации, активисты стремились внедрить в практику крестьянского общежития советские моральные нормы. Наиболее восприимчи­вой к ним была молодежь. В результате происходил разрыв молодых селян с многовековыми традициями, падение для них авторитета старших по возрасту, се­мьи, церкви.

В ходе коллективизации завершилась ликвидация крестьянской общины как института самоорганизации крестьянства. Земельные общества упразднялись. Сельсоветы окончательно теряли функции самоуправления. Если в 1920-х гг. у бедняцко-батрацкой части деревни сохранялась иллюзия ее непосредственного участия в принятии властных решений, теперь она исчезла — крестьяне полностью отчуждались от власти. Применение норм обычного права в межкрестьянских отношениях стало жестко преследоваться. Тем не менее и после формальной ликвидации крестьянских общин в среде уже крестьянства колхозного еще долго сохранялись об­щинные традиции. Они реализовались в различных формах взаимопомощи, помогли сельским жителям выжить в самые трудные предвоенные, военные и послевоенные годы.

Лит.: Громыко М.М. Трудовые традиции русских крестьян Сибири (XVIII — первая половина XIX в). Новосибирск, 1975; Данилов В.П. Советская доколхозная деревня: население, зем­лепользование, хозяйство. М., 1977; Осокина В.Я. Социалисти­ческое строительство в деревне и община. 1920—1933. М., 1978; Крестьянство Сибири в эпоху капитализма. Новосибирск, 1983; Миненко Н.А. Русская крестьянская община в Западной Сибири. XVIII — первая половина XIX в. Новосибирск, 1991; Зверев В.А. Дети — отцам замена: Воспроизводство сельского населения Сиби­ри (1861—1917 гг.). Новосибирск, 1993; Мамсик Т.С. Крестьянская выборная администрация: социальный портрет (по материалам ок­ладных книг Кривощековской волости 1823 г.) // Человек в исто­рии. Томск, 1999; Ноздрин Г.А. Хозяйственное и социокультурное развитие русской сибирской деревни во второй половине XIX в. // От средневековья к новому времени: Этносоциальные процессы в Сибири XVII — начала ХХ в. Новосибирск, 2005.

В.А. Ильиных, Т.С. Мамсик, Г.А. Ноздрин