Культурно-идеологические кампании // «Историческая энциклопедия Сибири» (2009)

КУЛЬТУРНО-ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ КАМ­ПАНИИ, в конце 1920 - начале 1950-х гг. идеологические акции против групп интеллигенции, направлений и конкретных деятелей литературы, искусства и науки. Являлись неотъемле­мой частью идеолого-пропагандистских кампаний, которые по сво­им целям и задачам, механизмам руководства и организации яв­лялись продолжением агитационно-пропагандистских кампаний 1920-х гг., отличаясь от них масштабом и всеобъемлющим характером.

С конца 1920-х гг. идеолого-пропагандистские кампании - один из важнейших инструментов управления обществом, его мобилизации для достижения пос­тавленных целей, способ трансляции открыто деклари­ровавшихся и скрытых установок власти, обязательных для реализации.

К концу 1920-х гг. выработался механизм проведения культурно-идеологической кампании. Сигналом к их началу зачастую служили информационные сообщения в прессе, которые подготавливали соответствующее общественное мнение. Следующие за ними передовые ста­тьи в центральных газетах, прежде всего в «Правде», обозна­чали главные установки кампании. Важной и непременной составляющей любой кампании являлась организован­ная общественная реакция, которая, в т. ч. в виде публико­вавшихся резолюций митингов и писем, становилась одним из методов агитационного воздействия и способом дости­жения целей конкретной культурно-идеологической кампании. Инициированные в Центре, культурно-идеологические кампании с учетом местных реалий находили свое отражение в регионе.

Одной из первых всесоюзных культурно-идеологической кампанией стало «Шахтинское дело» 1928. Появление в марте 1928 сообщений о ра­зоблачении «заговора» инженеров и техников в г. Шах­ты Северо-Кавказского края вызвало всплеск «антиспецовских» настроений. Кульминацией кампании стала публикация в центральной и местной прессе материалов и отчетов судебного про­цесса (18 мая — 6 июля 1928). Данный прием идеологического воз­действия, уже использованный в 1922 в ходе антиэсеровской кампании, был призван убедить общество в циничности и коварстве «преступников», вызвать эмоциональную ре­акцию. По Сибири, как и по всей стране, прошли ми­тинги с требованиями сурово наказать «заговорщиков», а также с угрозами в адрес местных инженеров и техни­ков. Особенно острая ситуация сложилась в горнозаводских районах, Кузбассе и Черембассе, рабочие которых увидели во «вредительской» деятельности специалистов вероятную при­чину аналогичных проблем на своих шахтах. «Шахтинская» кампания в Сибири вызвала всплеск «антиспецовских» настроений, отток квалифицированных кадров. Только в ию­ле 1928 на предприятиях Кузбасстреста арестовали 8 инженеров и техников, в Иркутском округе в 1928 к су­дебной ответственности привлечено 11,2 % специалистов, за 1927—28 арестовано 54 сотрудника Томской железной дороги (более половины всех заведенных дел заканчивалось оправ­данием или прекращением следствия).

Вслед за «Шахтинским делом» последовали кампа­нии против представителей других отрядов интеллигенции («Академическое дело» (1929—30), процессы «Промпартии» (1930), «Союзного бюро ЦК РСДРП (меньшеви­ков)» (1931) и другие). Значительный резонанс в Сибири имело сфальсифицириванное ОГПУ дело «Трудовой крестьянской партии» (ТКП) — «контрреволюционной организации», якобы руководимой экономистом-аграрником Н.Д. Кон­дратьевым. За обвинениями ТКП в подготовке интер­венции и свержения советской власти стояла цель покончить с альтернативными сталинскими планами по развитию сельского хозяйства страны путем добровольного кооперирования и укрепления индивидуальных  крестьянских хозяйств. В июле 1930 ОГПУ объявило о раскрытии организации предполагаемой численностью 100—200 тыс. человек, состоявшей из специалистов земельных органов, научно-опытных учреждений, преподавателей вузов, главным образом бывших членов эсеровской партии, что означало необхо­димость поиска членов ТКП в регионах. Со второй половины 1920-х гг. термин «сибирские кондратьевцы» стал при­меняться к ученым-аграрникам и работникам земельных ор­ганов Сибири, причисленным к последователям экономических школ Н.Д. Кондратьева и А.В. Чаянова. Среди них — А.Е. Генделев, П.Я. Гуров, И.М. Жуйков, Е.В. Мак­симов, С.С. Марковский, П.А. Месяцев, Н.Я. Новомбергский, И.И. Осипов, И.Н. Скорняков, В.В. Са­башников, И.С. Шилдаев и другие. Начавшиеся в конце 1920-х гг. преследования «сибирских кондратьевцев», в т. ч. уголовные (в 1928 арестованы директор Приенисейской областной опытной станции В.В. Сабашников и др.), сопровож­дались газетными публикациями, в которых «кондратьевцы» обвинялись главным образом в «искажении классовой линии», поддержке «кулаков» — экономически крепких индивидуальных хозяйств, сомнениях в успехе колхозного строительства и пр. В августе 1930 в Новосибирске начались аресты членов «краевого фи­лиала ЦК ТКП», который, по версии ОГПУ, возглавля­ли профессора С.С. Марковский и И.И. Осипов. Все­го по делу были осуждены более 30 человек, двое из них (В.В. Сабашников и Г.Н. Скалозубов) приговорены к высшей мере наказания, большая часть остальных — к 10 годам концлагерей (все реабилитированы в 1963).

В сентябре 1936 большой резонанс имела кампания по борьбе с «лузинщиной», связанная с именем известного мате­матика, академика Н.Н. Лузина. Кампания получила соответствующее освещение в центральной прессе. В ответ на статью Н.Н. Лу­зина «Приятное разочарование» («Известия», 27 июня 1936), в которой ученый выразил удивление высоким уров­нем знаний учеников одной из московских школ, в «Правде» (2 июля 1936) было напечатано письмо от имени директора этой школы, обвинявшего Лузина в «неискренних вос­торгах» и сознательном желании «замазать» недостат­ки. Последовавшие редакторские статьи в «Правде» (3, 9 июля 1936) разоблачали Н.Н. Лузина как «вредителя», который поощрял беспомощных в профессиональном отношении ученых и выживал талантливую молодежь, «заискивал» перед загра­ницей (т. е. печатал наиболее значимые научные труды в иностранных изданиях). В июле — начале августа 1936 в «Прав­де» и «Известиях» появляются новые разоблачительные пуб­ликации, «отклики» научной общественности. Президиум Академии Наук СССР провел специальное расследование по «делу» академика Лузина (несмотря на выдвинутые обвинения, он не был репрессирован). В Томске акция проходила в сентябре 1936 под лозунгом «борьбы с теорией раболепия перед заграничными авторитетами». Сигналом к ней послужи­ло выступление секретаря крайкома ВКП(б) Р.И. Эйхе 11 сентября 1936 на собрании партактива Томской организации, в котором указывалось на пассивность коммунистов и научной общественности при обсуждении «дела Лузина». В газете «Красное знамя» против изветсных ученых-физиков и профес­соров П.С. Тартаковского и Д.Д. Иваненко выступили научные сотрудники. Затем прошла серия общих собраний студентов и преподавателей томских вузов и общегородское собрание научных работников, преподавателей и студен­тов. На них 10—15 крупных ученых различных специально­стей обвинялись в публикации работ в зарубежных научных изданиях. Наиболее строгими «обвинителями» были представители так называемой новой интеллигенции, связанной с партийной средой. Кампания по борьбе с «лузинщиной» чет­ко вписывалась в серию идейно-пропагандистских акций, под­готовлявших «Большой террор». Она проходила под флагом борьбы за развитие отечественной науки и очищения ее от «псевдоученых», борьбы за поворот к нуждам прак­тики. Но ее целями были демонстрация степени зависи­мости ученых от власти, моральная расправа над инако­мыслящими силами самого научного сообщества. Кампания выявила установку власти на формирование советской науки как замкнутой системы, способной при этом занимать передовые по сравнению с Западом позиции.

В 1946—53 прошли культурно-идеологические кампании, имевшие целью идеологически воздействовать на творческую и научно-педагогическую интеллигенцию. Большинство исследователей связывают их появление с некоторым нарастанием в стране либеральных настроений и желанием власти вновь поставить общество под жесткий контроль. В отличие от довоенных культурно-идеологических кампаний, зачастую про­ходивших в форме «стихийной» реакции общества на какие-либо события, данные кампании имели откровенно органи­зованный характер. Во второй половине 1940-х гг. ЦК принял пос­тановления «О журналах “Звезда” и “Ленинград”» (14 августа 1946), «О репертуаре драматических театров и ме­рах по их улучшению» (26 августа 1946), «О кинофильме “Большая жизнь”» (4 сентября 1946), «Об опере В. Мура­дели “Великая дружба”» (10 февраля 1948), инициировав­шие кампании против литературных и музыкальных произведений, театральных и кинопостановок, вызывавших недовольство власти. Объектом критики стали произведения, которые каким-либо обра­зом обнаруживали недостатки или проблемы советской дейст­вительности, «безыдейные», т. е. не соответствующие задачам идеологизации советского общества (лирические, комедийные, бытовые и т. п.), отклоняющиеся от классических художественных форм и стилей. Дополнительный импульс кампаниям против художетсвенной интелли­генции придало закрытое письмо ЦК ВКП(б) с изло­жением секретного постановления Политбюро о роспуске «Еврейс­кого антифашистского комитета» и призывами к борьбе с «космополитизмом». Передовая статья «Правды» «Об одной антипатриотической группе театральных крити­ков» (28 января 1949) и начатая «дискуссия» «Нужны ли нам литературные псевдонимы?» определили основной круг «космополитов» среди художественной интеллигенции, в него вклю­чались в основные представители еврейской национальнос­ти. Сценарий кампаний предполагал проведение съез­дов творческих организаций (Союзов писателей, композиторов, художников и т. д.) и их отделений, совещаний при ЦК ВКП(б), на которых выявляли и осуждали тех, чьи про­изведения попадали под действие постановлений. Как правило, «обвиняемые» лишались возможности пред­ставлять публике свои произведения, их увольняли с работы, исключали из творческих союзов, иногда ссылали или арестовывали. Проведение кампаний в Сибири ос­ложнялось дефицитом заметных художественных произведений и ав­торов, что делало критику особенно натянутой и требо­вало активного участия в кампаниях партийных структур. Вслед за перепечаткой передовых статей из «Правды» в «Со­ветской Сибири» появились собственные статьи (13, 20 сентября 1946) с критикой романов И.П. Шухова и Ф. Олесова, поэзии И.А. Мухачева, Л.Н. Кондырева, Л.Н. Мар­тынова, Е.К. Стюарт. Особой критике подверглась деятельность редакций журнала «Сибирские огни», литературных альмана­хов «Омский альманах» и «Томск», областных издательств и отделений Главлита за пропуск в печать и публикацию «неправиль­ных» произведений. На заседаниях обкомов и крайко­мов обсуждалась репертуарная политика сибирских театров, в результате существенно сократилось количество иностранных пьес, более половины репертуара составили произведения советских драма­тургов, зачастую низкого художественого уровня, не пользовавшиеся популярностью у зрителей. В 1949 в рамках «борьбы с космополитизмом» на страницах областных газет разоблачалась «антипатриотическая» деятельность местных и столичных литературных и театральных критиков, а также преподавателей-литературоведов (Ф. и Л. Левиных, Е. Усиевич, Е.И. Беленького и др.), в Барнауле уволены с работы художественный руководитель областного драмтеатра И.Г. Боров, журналист М.И. Юдалевич.

Более серьезные последствия имели послевоенные идеологические кампании для науки и высшего образования региона. В 1947—52 прошло несколько кампаний, основное содержание которых сводилось к изоляции отечественной науки, означавшие на деле отказ от наиболее современных научных теорий под предлогом их буржуазности. Первой из них стала кампания, свя­занная с обвинениями в «антипатриотической и антиго­сударственной» деятельности ученых-биологов Н.Г. Клюевой и Г.И. Роскина, которые с ведома высшего руководства страны пере­дали для публикации в США результаты своих исследований по созданию противоракового препарата «КР». Для их осуждения постановления Совета министров СССР и ЦК ВКП(б) от 28 марта 1947 учреждены так называемые суды чести, призван­ные «повести непримиримую борьбу с низкопоклонством и раболепием перед западной культурой, ликвидировать недооценку значений деятелей русской науки и культуры в развитии мировой цивилизации». Состоявшийся в начале июня 1947 суд, на котором присутствовало 1,5 тыс. человек, яв­лялся мощной пропагандистской акцией. Его результаты по ука­занию ЦК ВКП(б) следовало обсуждать на партийных собра­ниях. «Дело Клюевой — Роскина» вкупе с начавшимися в конце 1948 акциями антисемитизма составили единую кам­панию по борьбе с «низкопоклонством перед Западом» и «космополитизмом». В сибирских вузах пересматривались про­граммы и учебники, методические пособия с целью исключения из них упоминаний о приоритете зарубежных ученых либо иностранном влиянии на отечественную науку: в Томском государственном университете (ТГУ) пересмотрено 90, в Томском политехническом институ­те (ТПИ) свыше 200 программ. За «пренебрежение успе­хами советской науки» уволены Н.В. Горбань (Омский педагогический институт), К.Э. Гриневич, А.П. Дульзон (ТГУ), Степанайтис, Фредт, Шейн, Эдельман и другие (Новосибирский педагогический институт). По так называемому Красноярскому делу («вредительст­во в геологии») арестованы профессора и преподаватели ТПИ и ТГУ: И.К. Баженов, А.Я. Булынников, Р.Е. Кугель, М.И. Кучин, В.А. Хахлов, Ф.Н. Шахов и другие. В результате гонений в конце 1940-х гг. в Томске оказались вынужденными покинуть Москву историк И.М. Разгон и философ К.П. Ярошевский.

Одновременно с кампанией по борьбе с «низкопоклонс­твом» и «космополитизмом» в стране проходило несколько кампаний, основное содержание которых заключалось в борьбе с «идеалистическими» течениями в науке, например, гене­тикой, теорией относительности и квантовой физикой, кибернетикой. В Сибири наибольший резонанс имела сессия ВАСХНИЛ (август 1948) и связанная с ней кам­пания борьбы против генетики и молекулярной биологии, сопровождавшаяся рядом постановлений ЦК. В соответствии с приказом министра образования С.В. Кафтанова о пе­ресмотре состава биологических кафедр, программ, учебников и библиотечной литературе в ТГУ уволен профессор А.И. Купцов, публично осуждена деятельность его коллег Н.Н. Лаврова, Л.Г. Марковой, Н.Н. Карташовой, В.В. Ревердатто. Трагично завершилась кампания в Омском сельскохо­зяйственном институте: не выдержав гонений, покончил жизнь самоубийством профессор К.Е. Мурашинский.

Послевоенные культурно-идеологические кампании нанесли значительный вред отечественной куль­туре и науке. Жесткий идеологический контроль существенно сузил возможности деятельности научно-педагогической и творческой интел­лигенции Сибири, способствовал появлению конъюнк­турных, зачастую псевдонаучных исследований, произведений низкого художественного уровня.

Лит.: Кликушин М.В., Красильников С.А. Анатомия одной идеологической кампании 1936 г.: «лузинщина» в Сибири // Советс­кая история: проблемы и уроки. Новосибирск, 1992; Кузнецов И. С. Сибирские «кондратьевцы» в годы «великого перелома» // Дис­криминация интеллигенции в послереволюционной Сибири (1920— 30-е гг.). Новосибирск, 1994; Пыстина Л.И. «Буржуазные специ­алисты» в Сибири. Новосибирск, 1999; Сизов С.Г. Интеллигенция и власть в советском обществе в 1946—1964 гг. (на материалах За­падной Сибири): В 2 ч. Омск, 2001. Ч. 1.

И.С. Кузнецов, С.Н. Ушакова