Аксаментов Геннадий Васильевич (род. в 1945 г. в Иркутске). Член Союза писателей России. Автор книг «Поэтические акварели» (1997), «Прохожий» (2001), «В ритме шага» (2005), «Одна жизнь» (2009) и др.
Иркутск в сентябре
Как легок дым родного очага
и утренников тишина прозрачна.
Мазками желтыми раскрашена тайга,
и опустел поселок дачный.
Студенты съехались, и даль пестра,
морозцем вспыхивает под лучами,
и есть запрет на тучи и ветра,
пока земля чревата овощами.
Недели золотого торжества
справляют улицы и парки,
и как бы память ни была черства,
ее согреют осени подарки.
Домой, домой, как ни приветлив мир,
душе везде недостает чего-то.
И хмелен нашей встречи пир,
хлопот осенних празднична работа.
Город
Смеркается, и август на исходе,
и близко время, право, золотое.
Настанет осень, съедутся студенты,
и их жилища яркими огнями
закружатся в веселом хороводе,
даря тепло и жизнь студеной ночи.
А улицей пройти в такую пору –
мелькают лица и не счесть улыбок,
не встреченных до этого, быть может,
но все ж знакомых, нужных мне, иркутских.
А там зима, и новые картины
сменяют поздней осени туманы.
И вот я с удивленьем понимаю,
что гОрода невольным отраженьем
я стал: и улыбаюсь по-иркутски,
как эхо, говорю его словами,
и думаю, как в те большие ночи,
когда над Ангарою мы склонялись,
а город нас за плечи обнимал.
И вот теперь, как молодость погибла,
и тех друзей по свету разметало,
и вырублены тополя живые,
а правда превратилась в ложь —
моей душе, остуженной и тихой,
он видится последним утешеньем,
теплом своим нас, бедных, согревая.
Он всюду рядом, и всего дороже,
что мы ему свои.
Землякам
Те, что в войнах полегли от пули,
те, что годы жили вопреки,
те, что гнулись, те, которых гнули,
мужики и бабы, земляки,
кровоточат ваши отраженья
в зеркалах бессонниц,
но порой
вглядываюсь в вас я, как в колодец
с чистой и студеною водой.
Тихий мир
О тихий мир! В забытом переулке
стареет тополь ветхий и ненужный.
По вечерам он слышит отзвук гулкий
походки одинокой и недужной.
Вздохнули ставни, лязгнули задвижки –
такая повседневная забота
– обратный звук шагов до поворота,
и вновь – дремота, сумрак, кошки, мышки.
***
Роняют пух в июне тополя,
приветлива прогретая земля,
лишь ветерок метели растревожит,
роняют пух в июне тополя.
Лишь ветерок метели растревожит
и, может быть, тоске моей поможет
причалить к берегу, где тишь и благодать,
он, может быть, тоске моей поможет.
Причалить к берегу, где тишь и благодать,
и где без боли можно вспоминать
родные голоса и лица,
уже без боли можно вспоминать.
Родные голоса и лица.
Я должен к ним когда-то возвратиться.
Роняют пух в июне тополя,
и ночь декабрьская снится.